Во времена Николая III - Борис Юрьев

Почитаемый Михаил Пришвин, писатель и философ, высказался, что счастье – это выход из безвыходного положения. Его крылатое выражение занесено в книгу «В мире мудрых мыслей».

Сёма высказался проще и наглядней. Он указывал, что счастье – это когда доктор вечером говорит, что назавтра у больного отрежет ногу, а утром следующего дня обещает, что не станет резать и сохранит ее.

Михаил вспомнил подсмотренную из жизни сцену, когда, после возвращения мужа из командировки, супруги забирали сына из детского сада. Жена, присев на корточки, протянула распростёртые объятья ненаглядному созданию, выбежавшему на улицу из заточения. Сын бежал, забыв обо всём на свете, но, увидя приехавшего отца, рванулся к любимому существу. Он полукругом обежал мать и, выйдя напрямую, устремился к новой цели. Папа, присев, поднял его на руки и заключил в объятья. Мать, не вставая, провожала взглядом сына, несшегося, как ураган, в сторону мужа и, счастливая, улыбалась, влажными от слез глазами. Она испытывала счастье за мужа, сына, себя и за семью. Смотря на них, Михаил усомнился, что, чтобы ощутить счастье, нужно обязательно искать выход из безвыходного положения.

Запомнившаяся сценка стала созвучной с понятием счастья, рассматриваемого, как предмет познания, в лекциях Махариши, который доказывал, что счастья не следует достигать, оно всегда присутствует. Младенец изначально счастлив от тепла и покоя, исходящего от матери и тянется к ней, испытывая близость. И чем ближе к ней, тем больше счастья. Мама дома и ушли проблемы. Мама дома… Можно продолжать шалить, бегать и прыгать, лишь бы она была в поле зрения. Для достижения результата, оказывается, не требуется никаких усилий.

В молодые годы Михаил любил мчаться на мотоцикле с бешеной скоростью, чтобы захватывало дух. В этот момент он считал себя счастливым. В последующие годы счастье давалось не так легко. Требовалось трудолюбие, время и терпение, чтобы создать нечто путное. Сейчас пришло время переосмыслить понятие счастья, сделать переоценку ценностей и с прискорбием признать, что много лет не тому учился. Для ощущения счастья следует поменьше сочинять, находя прелесть даже в покраске металлической сетки, ограждающей территорию собственной дачи. Остается всего лишь заниматься любимым делом, растить детей, любоваться женой, радоваться жизнью, наблюдая, как неспешно течет время и, следить, как по завету: «Плодитесь и размножайтесь», – развиваются дети и внуки.

Михаил посчитал, что сегодня прожил счастливый день и пора, как в детстве, повернуться на правый бок и заснуть. Он взбил подушку и закрыл глаза. Как следствие, пришел сон.

Михаилу снился сон. Рассекая воздух вытянутыми руками, он плыл в воздухе. В следующее мгновение, по внутреннему желанию, он стал раскачиваться, как на качелях, вверх – вниз, а затем устремился ввысь, чтобы затем полететь обратно вниз, а потом вскоре подняться ввысь. Попробовал попрыгать, как на батуте, и тело запрыгало, получив абсолютную свободу. Страх отсутствовал. Присутствовала только радость. Лёгкость и свобода наполнили душу. Границ не существовало. Сложив вместе руки для длинного прыжка, Михаил полетел. Так захотелось. Набрав высоту, он стал пересекать горные хребты без четкого плана. Двигаясь по выбранному маршруту, его привлекло высокогорное плато, на котором рос фруктовый сад, питаемый горной речкой, разлившейся по равнине. Двигаясь против течения, речка привела к местечку, показавшимся знакомым, именовавшимся Чули. Грунтовая дорога, совпадающая с течением речки, была объездной. Основная, асфальтированная трасса ответвлялась от фирюзинского ущелья, не доезжая Фирюзы, вела через горы к дубовой роще, за которой располагался посёлок. Чули практически не изменился после последнего посещения. Санатории, дома отдыха, пионерские лагеря и увеселительные заведения стояли на прежнем месте. Новые строения не изменили облика загородного местечка, расположенного в пятидесяти километрах от Ашхабада. Речка Чулинка, давшая жизнь поселку, брала начало у подножья горы, вырываясь на поверхность земли мощным ключом. Михаил ранее любовался бурлением воды у источника и ничего удивительного не увидел в том, что захотелось ещё раз насладиться райским уголком. Нововведения людей, огородивших источник деревянным забором и создавших зону санитарной охраны, не препятствовали рассмотрению источника сверху. Малозаметная дорога, расположенная рядом с источником, просматриваемая сверху, вела в горы. Широкая проезжая полоса быстро ссужалась. В каньоне нагромождённые валуны, отколовшиеся во время последнего землетрясения от скал, создавали на отдельных участках непроходимость. Камни никто не собирался убирать. В хаосе прослеживалась своеобразная красота, показывающая мощь и необузданность природы. Полюбовавшись нагромождениями, Михаил вернулся к источнику. Его осенило, что посещение Чули – не случайно. В поселке его интересовали два дома. В первый из них он часто приезжал в гости, к сокурснику по институту Евграфу, для совместной подготовки к экзаменам. Рядом находилась запруда, являющаяся достопримечательностью местечка. Разница высот земли позволяла расширить речку и вырыть котлован, соорудив между зелеными деревьями бассейн с бетонными берегами, уровень воды в котором, поддерживался с помощью шандор. На берегу друзья часто загорали и набирались мудрости, штудируя учебники. Здесь же Евграф познакомился с Натальей, будущим архитектором. Сложные отношения влюбленных часто заходили в тупик, прерывались и возобновлялись вновь. Однажды возлюбленная в порыве гнева пообещала, что если произойдет размолвка, она, став архитектором, не оставит камня на камне от дома возлюбленного, воздвигнув на его месте почтовое отделение. Перед отъездом из Ашхабада Михаил зашёл в архитектурную мастерскую, где работала Наталья, с желанием проститься и застал её над составлением генплана Чули. Спустя годы, интересно было бы посмотреть, реализовала ли она свою задумку? Подлетая к дому Евграфа, Михаил воочию убедился, что Наталья сдержала слово. На месте, где стоял дом, разместилось почтовое отделение с арабской вязью «ПОЧТА». Дела иногда говорят лучше всяких слов. Безусловно, к высказываниям обиженных женщин следует прислушиваться. Больше у дома нечего было делать. Михаил покружил над стоянкой автомашин, сооруженной на бывшем пустыре, осмотрел ведущую к ней заасфальтированную дорогу, появившуюся в его отсутствие и показавшуюся ему незнакомой, и устремился вглубь поселка. Сонный Чули просыпался, когда жители досматривали последние сны. Наступил благословлённый час и на востоке появилось зарево. Природа откликнулась на рождение дня. Птицы пением возвещали восход солнца. Деревья стояли, боясь шелохнуться и нарушить покой. Напоенные соком травы блестели от капель утренней росы. Стремительная речка, звеня, серебрилась в бликах солнца, издавая приглушённый гул, издающий свежесть, чистоту и невинность.

Второй искомый дом, ничем не отличимый от соседних строений, Михаил определил по картине, установленной на крыше. Нарисованный золотой петух искрился в лучах восходящего светила. Дверь ветхой кибитки, стоящей посреди фруктового сада, отворилась. Из дома вышел озабоченный хозяин, обутый в сандалии на босую ногу, в изжеванных джинсах и затертой футболке с надписью на груди «Dizeil», ничего не значащей для него и удостоверяющей сопричастность к прогрессу. Держа подмышкой коробку с красками, а в руках кисти для рисования, он деловито засеменил к кинотеатру. Из здания вытащил белое полотно, расчерченное на квадраты, и стал, поглядывая на фотографию, расчерченную на мелкие квадратики, размашисто мазать кистью по большому холсту, перенося изображения обнявшихся молодых людей. Затем отошел на приличное расстояние, чтобы лучше увидеть творение, вновь подошел к холсту, сделал несколько добавочных мазков и, удовлетворенно хмыкнув, с помощью двух рабочих водрузил афишу на стену кинотеатра. Закончив работу, художник поспешил к дому. Встреченный криками радости, он присел за стол к детворе, заканчивающей завтрак. Самый маленький карапуз, сидя в кухне на общей скамейке, энергично двигал ложкой и, опорожнив миску, попросил добавку. Он знал, что если не успеет поесть, то в следующий раз, за стол пригласят его лишь в обед. После завтрака настал радостный момент. Отец обещал заменить картину, выставленную на крыше дома. Семейство высыпало наружу. Мать, облокотившись на мотыгу, смотрела, как дружно выбегают из кибитки дети. Началось броуновское движение. Четырнадцатилетний первенец, у которого ломался голос, выскочивший первым, сделал несколько кругов. Не поспевая за братьями и сестрами, последним спешил Алты, имя которому далось по счету рожденных детей. За детворой по прямой степенно шел гордый отец семейства, держа в руках завернутый шедевр. Молниеносно сняли старую картину с запечатленным золотым петухом, возвещающим утро, и на её месте торжественно поставили новую картину с изображением солнца. Всем детям хотелось обязательно подняться на крышу и принять участие в общем деле. Младшего подняли на стремянку, а затем и на крышу, и он тоже, дотронувшись до картины, имел счастье поучаствовать в обновлении картины. Старший сын, задержавшийся на крыше, как зеркальце, направил отражение солнца от картины в сторону Михаила. Сноп солнца ярко ударил в глаза. Солнечные лучи ярко били в глаза. Михаил, лёжа на спине, открыл их и проснулся. Солнце, поднявшееся над горой, ослепительно сияло. Он повернулся и посмотрел на веранду дома, откуда слышался гомон. Женщины через перила вытряхивали простыни. Владимир, стоя на веранде, разговаривал с бегающей за перилами собакой. Начинался новый день.