Брокен-Харбор - Тана Френч

я, пожалуй, смог бы определить, в каком месяце Конор запустил свою жизнь.

Окровавленной одежды не видно, в стиральной машине пусто, на просушке вещи не висят, никаких окровавленных кроссовок – вообще никаких кроссовок, – зато в гардеробе стоят две пары ботинок десятого размера.

– Впервые вижу, чтобы у парня его возраста не было кроссовок, – сказал я.

– Выбросил, – отозвался Ричи. Он прислонил матрас Конора к стене и водил рукой в перчатке по нижней стороне. – Думаю, это первое, что он сделал, когда вернулся домой в понедельник ночью, – как можно быстрее переоделся в чистое и выбросил испачканные вещи.

– Значит, если повезет, они найдутся где-то неподалеку. Пришлем нескольких парней обыскивать местные баки.

Я разбирал груду одежды, выворачивая карманы и ощупывая швы, чтобы проверить, не влажные ли они. В квартире было холодно: отопление – масляный обогреватель – выключено, и холодом сквозило прямо от пола.

– Даже если мы не найдем окровавленных шмоток, это все равно ничего не изменит. Если юный Конор сошлется на невменяемость – а других вариантов ему, скажем прямо, не остается, – то мы укажем на его попытку замести следы. Стало быть, он осознавал, что напроказил, а значит, был не менее разумен, чем мы с тобой, – по крайней мере, с точки зрения закона.

Я вызвал нескольких счастливчиков на осмотр мусорных баков. Квартира находилась практически под землей, и мне пришлось выйти на улицу, чтобы мобильник поймал сигнал. Значит, даже если у Конора и были друзья, общаться с ними он не мог. Потом мы перешли в гостиную.

Даже при включенном свете в комнате стояла полутьма. Окно, расположенное на уровне головы, выходило на плоскую серую стену, и пришлось вытянуть шею, чтобы разглядеть узкий прямоугольник неба и птиц, кружащих на фоне тучи. Самые многообещающие предметы – громадный компьютер с клавиатурой, усыпанной кукурузными хлопьями, и побитый мобильник – находились на столе Конора. Трогать их без Кирана мы не хотели. Рядом стоял старый деревянный ящик из-под фруктов с потертой этикеткой, на которой была изображена улыбающаяся темноволосая девушка с апельсином в руке. Я открыл крышку. Внутри лежали сувениры Конора.

Застиранный шарф в синюю клетку, за ткань зацепились несколько длинных светлых волосков. Наполовину сгоревшая зеленая свеча в стеклянной банке, наполнившая ящик сладким ностальгическим ароматом свежих яблок. Страница из карманного блокнота, сгибы тщательно разглажены, на ней быстрый уверенный рисунок – регбист, бегущий с зажатым под мышкой мячом. Расписанная маками надтреснутая кружка с чайным налетом. Горстка бережно сложенных резинок. Детский рисунок мелками: четыре желтые головы, голубое небо, птицы в вышине и черная кошка, лежащая на цветущем дереве. Зеленый пластиковый магнит в форме буквы “X”, выцветший и пожеванный. Темно-синяя ручка с надписью золотым курсивом: “Курорт Голден-Бэй – ваша дверь в рай!”

Одним пальцем я сдвинул шарф с рисунка. В нижнем углу подпись неуверенными прописными буквами: “ЭММА”, а рядом дата. Рыжевато-бурые пятна на небе и цветах не были каплями краски. Картинку девочка нарисовала в понедельник, скорее всего – в школе, и жить ей оставалось несколько часов.

Наступило долгое молчание. Мы опустились на колени, вдыхая запах дерева и яблок.

– Ну вот и наша улика, – сказал я. – В ночь, когда их убили, он находился в доме.

– Знаю, – отозвался Ричи.

Еще одна пауза, на этот раз более затянутая, каждый из нас ждал, когда ее прервет другой. В квартире сверху по голому полу зацокали высокие каблуки.

– Ладно, – сказал я и осторожно закрыл ящик. – Ладно. Разложим по пакетам, надпишем и двигаемся дальше.

Древний оранжевый диван был едва виден под свитерами, дисками и пустыми пластиковыми пакетами. Мы разбирали эти завалы слой за слоем, пытаясь найти пятна крови, – встряхивали вещи и сваливали их на пол.

– Мать честная, – ужаснулся я, выкопав телегид за начало июня и полпакета чипсов с солью и уксусом. – Ты только глянь.

Ричи сухо улыбнулся и поднял скомканное бумажное полотенце, которым вытирали что-то вроде разлитого кофе.

– Я видал и похуже.

– Я тоже, но это не оправдание. Мне плевать, что парень сидел на мели – за самоуважение платить не нужно. Спейны тоже разорились, но в их доме ни пятнышка. – Даже в худшие дни, сразу после развода с Лорой, я никогда не оставлял объедки гнить в мойке. – Вряд ли он был настолько занят, что некогда было взять в руки тряпку.

Ричи вытащил одну из диванных подушек, усыпанных крошками, и провел рукой по окантовке.

– Круглые сутки торчать здесь без работы и денег – кто угодно свихнется. Наверное, я бы тоже не заморачивался с уборкой.

– Не забывай: он не торчал здесь круглые сутки. Конору было где провести досуг. У него была куча дел в Брайанстауне.

Ричи расстегнул чехол на подушке и сунул руку внутрь.

– Да, действительно. И знаете что? Свалка здесь, поскольку это не его дом. Он жил в том логове в поселке, а там все блестело чистотой.

Мы обыскали все как следует: нижние стороны ящиков, задние стенки книжных полок, коробки с просроченными полуфабрикатами в морозильнике. Мы даже взяли зарядку Конора и подключили телефон Ричи к каждой розетке, чтобы убедиться, что ни за одной из них нет тайника. Коробку с документами мы собирались прихватить с собой в контору – на тот случай, если Конор воспользовался банкоматом через две минуты после Дженни или сохранил чек от компании Пэта, для которой рисовал сайт, – но для начала решили по-быстрому в нее заглянуть. Его банковские выписки живописали ту же удручающую картину, что и у Спейнов: приличный доход и основательные сбережения, затем доходы уменьшились, а сбережения сократились, затем разорение. Поскольку Конор был самозанятым, его падение выглядело менее стремительным, чем у Пэта Спейна, – суммы на чеках постепенно становились все меньше, а перерывы между гонорарами увеличивались. Однако Конор проделал этот путь раньше: количество заказов начало снижаться в конце 2007 года, а к середине 2008-го он уже залезал в сбережения. За последние несколько месяцев на его счет не поступало ни гроша.

К половине третьего мы уже заканчивали обыск – раскладывали вещи по прежним местам, меняя наш осмысленный беспорядок на хаотичный беспорядок Конора. Наш смотрелся лучше.

– Знаешь, что меня здесь поражает? – спросил я.

Ричи охапками засовывал книги на полку, поднимая маленькие пыльные вихри.

– Что?

– Тут нет никаких следов других людей – ни зубной щетки его девушки, ни фотографий Конора с приятелями, ни поздравительных открыток, на календаре ни одной памятки типа “Позвонить папе” или “В 8 встреча с Джо в пабе”. Ничто не указывает на то, что Конор хоть раз в жизни встречал других людей. – Я задвинул DVD-диски