Эльдорадо - не награда - Алексей Лютый

Конечно, обсуждать истинные причины похода в Теотнуакан при Шипинуале и вождях мятежников Рабинович не собирался, но надеялся, что Кецалькоатль и так поймет невысказанное. Кстати, наместник тлатоани и Уичаан смотрели друг на друга, словно два лося, встретившиеся в брачный период. И хотя они стояли один от другого на почтительном расстоянии, Сеня откровенно боялся, как бы эти два антагониста не вцепились друг другу в глотку, поэтому сразу предупредил обоих:

– Говорю первый и последний раз! Никаких склок между ацтеками и тольтеками в моем присутствии чтобы не было! Того, кто начнет первый, лично отделаю дубинкой так, что его потом родная мать не узнает.

– А у меня мамы нет, – буркнул Уичаан.

– Тем лучше, – кивнул Рабинович. – Значит, твой труп опознавать некому будет.

Поначалу с войском тольтеков возникли проблемы. Узнав, что их возлюбленный Кецалькоатль направляется в Теночтитлан, тольтеки потребовали, чтобы их взяли с собой. Неизвестно, то ли они подумали, что их бог решил, наконец, расправиться с ненавистными захватчиками, и горели желанием принять участие в решающей битве, то ли просто хотели лично присутствовать на переговорах Кецалькоатля с Уицилопочтли, но отказаться от путешествия в ацтекскую столицу их заставило только категоричное заявление Пернатого Змея о том, что он навсегда откажет в покровительстве тольтекам, если те продолжат упорствовать.

Тут же возникла вторая проблема. Согласившись не идти маршем в Теночтитлан, мятежники категорически отказались признать над собой власть ацтекского наместника, то бишь Шипинуаля. Дескать, только после того как их верховный бог договорится с Уицилопочтли о мире, они скрепя сердце дадут согласие на присутствие Шипинуаля в Теотнуакане. Да и то лишь при условии, что тот разделит власть над провинцией с Уичааном. Ну а поскольку будущее Теотнуакана вместе с судьбой Шипинуаля Рабиновича мало волновало, он согласился с этим требованием мятежников, несмотря на то что экс-секретарь Чимальпопоке возмущенно требовал иного решения. Спорить с ним кинолог не стал, просто велев заткнуться. На что Шипинуаль заявил, что вместе с ментами вернется в ацтекскую столицу и лично пожалуется на них тлатоани.

– Флаг тебе в руки и барабан на шею, – одобрил его решение Рабинович. – Жалуйся кому хочешь, только заткнись, и чтобы твоих стонов я больше не слышал!

Решив две первые и самые главные проблемы военного совета, Рабинович взялся за третью. Ну а поскольку Уичаану и верховному жрецу мятежников делать на холме больше было нечего, он прогнал их вниз, приказав разогнать войско и вообще убраться с глаз долой. Тольтеки немного поспорили, но, поскольку долго настаивать на своем не смели, ушли прочь, предварительно испросив Сениного разрешения на разграбление брошенного ацтеками лагеря.

Рабинович милостиво таковое дал, настрого приказав не прикасаться к палатке командарма, которую оставил для себя. И едва вожди тольтеков ушли с холма, он отправил вслед за ними Капелькуаля, дабы тот проследил за выполнением его приказов, а заодно и произвел инспекцию командирского шатра. Та же участь постигла и Ачитометля, который был удален с совещания под предлогом подготовки гвардейцев к возвращению в Теночтитлан. Ну а Шипинуаля и прогонять не пришлось. Обиженный на весь белый свет ацтек сам ушел с холма, чтобы собрать личные вещи и сорвать зло на нескольких солдатах, служащих отряду знаменосцами и по несчастью отданных в личное подчинение экс-секретарю и несложившемуся наместнику. Теперь, когда посторонних на вершине холма не осталось – а Тлалу за чужую кинолог уже не считал! – инструктаж тольтекского божества можно было начинать.

– В общем, так… Слушай сюда! – привлек к себе внимание Кецалькоатля Рабинович. – Такие проблемы, как сегодня с армией мятежников, мне больше не нужны. Сейчас я тебе объясню, что ты должен делать. Ну а во всём остальном сначала спроси меня, а затем уже пытайся что-то предпринять.

– Только ты подробней ему всё объясни, – вмешалась в разговор девица. – А то у него в голове мозгов не больше, чем у петуха. Да и те только мыслями о наложницах и заняты.

– Молчала бы лучше, ворона, – расхохотался Пернатый Змей, а затем повернулся к кинологу. – Я вообще не представляю, как это вы умудряетесь с ней путешествовать. Она же любого смертного с ума свести может. Вот помню, был такой случай…

– Не нужно подробностей, – остановила его Тлала. – Они еще не знают, кто я такая.

– Вот как? Не может быть! – удивился тольтекский бог и покачал головой. – Ах, да. Я и забыл, что они чужестранцы.

– А кто она такая? – живо задал давно мучивший его вопрос Попов.

– Андрюша, сколько тебе говорить, что девушке такие вопросы задавать неприлично! – вступился за свою пассию Рабинович. – У тебя что, геморрой развивается, оттого что ты специализации Тлалы не знаешь?

– Это у тебя острая умственная недостаточность развилась, – огрызнулся криминалист. – Как это можно столько времени радом с женщиной находиться и даже не спросить, кем она является. Ты же не поведешь к себе домой первую встреченную на улице бабу?

– Ого! Я смотрю, Тласолтеотл, ты уже успела тут маленькую войну развязать, – восхитился Кецалькоатль.

– А тебя это вообще не касается, – рявкнул на него Сеня.

– Да прекратите вы, мальчики, опять ругаться, – Тлала ласково погладила кинолога. – Лучше свою злость для Чимальпопоке и этого вашего эльфа поберегите.

Совету богини вняли. Впрочем, ругаться Сеня с Поповым перестали не столько из-за слов девицы, сколько просто из-за бессмысленности темы. Рабинович знал, что при каждом удобном случае криминалист будет пытаться узнать туманное прошлое богини, а Андрей, в свою очередь, осознавал, что кинолог этим попыткам постоянно будет противиться. По крайней мере, до тех пор, пока Тлала не сделает чего-нибудь такого, что лишит ее благосклонности Рабиновича. Вот так перепалка и затихла, а Попов, решив, что ему интереснее поесть, чем слушать, как кинолог наставляет Кецалькоатля на путь истинный, пошел готовить поздний завтрак или ранний обед. Это уже кому как нравится. Кому никак не нравится, может ходить голодный. Это Попов так сказал!..

Инструктировал Кецалькоатля Сеня долго и нудно. Причем так подробно, что остается только удивляться, как Рабинович не дошел до таких вещей, что на людях ковыряться в носу нельзя и некультурно испускать газы в общественном транспорте. Тольтекский бог, поначалу слушавший кинолога с интересом и забавлявшийся некоторыми наставлениями Рабиновича, под конец инструктажа откровенно заскучал и начал жалеть о том, что вообще согласился помогать чужестранцам в их борьбе против Уицилопочтли и всех прочих отрицательных персонажей. Однако желание узнать, чем закончится вся история, взяло верх над скукой, и Кецалькоатль дочитал книгу до конца… То есть это читатель будет с книгой разбираться, а тольтекский бог просто потопает с ментами в Теночтитлан. Никуда он не денется!

Хоть Рабинович и протестовал против любой задержки, усложнявшей им задачу по нейтрализации Эксмоэля, отказываться от обеда он не стал. Более того, запах еды так раззадорил его аппетит, что уплетал кинолог едва ли не больше самого Попова и уж омоновца точно обставил. Остальные едой тоже не побрезговали, и лишь Кецалькоатль с Тлалой почти к ней не притронулись. И как всегда, Капелькуаль оказался в роли опоздавшего. Отправившись инспектировать палатку главнокомандующего, он так увлекся этим крайне познавательным занятием, что поспел к столу только тогда, когда все остальные почти закончили есть. Трактирщику пришлось глотать пищу, почти не пережевывая, но подобные обеды были ему не в диковинку, и Капелькуаль при этом успевал не только рассказывать Рабиновичу о том, что творится в брошенном ацтекском лагере, но еще и показывать трофеи, добытые в палатке командира карательной армии. Большинство из них Рабиновича не заинтересовали, а вот несколько золотых украшений, нефритовые статуэтки и ожерелье из жемчуга кинолог бессовестно упрятал в собственный дорожный мешок.