Последний орк - Сильвана Де Мари
Шрифт:
Интервал:
Когда родилась Эрброу, Йорш попросил Соларио сделать для нее волчок и лошадку. Волчок получился асимметричным и крутился немного криво, задние ноги лошадки вышли слишком тонкими, а шея — слишком длинной. Роби узнала в них игрушки из своего видения.
После завершения их путешествия дар предвидения, если только это был дар, исчез. Теперь же видения снова вернулись, но оказались проклятием.
Роби видела темные пучины, которые накладывались друг на друга, видела нечто, что разрушало свет.
Она видела не просто темноту, а что-то большее. Свет уничтожает тьму: достаточно одного луча, чтобы разогнать самый плотный мрак. Роби же видела тьму, которая пожирала свет: достаточно было одного лишь ее клочка, и свет уничтожался. Когда она закрывала глаза, появлялась мрачная и страшная, полнейшая темнота. Будто что-то с минуты на минуту готовилось обрушиться на мир.
Роби разрывалась между желанием поделиться всем этим с Йоршем, раз и навсегда доведя свой рассказ до конца и открыв свое подлинное имя, и надеждой на то, что эта странная галлюцинация все-таки не имела никакого значения.
Может, это было не настоящее видение, а просто результат ее усталости. Она постоянно чувствовала себя уставшей. Все чаще она не могла держаться на ногах. Постоянно хотелось спать. Ее часто тошнило, — наверное, из-за зловонного запаха горелого мяса, который стоял теперь над селением.
Птица Феникс горела все чаще, практически ежедневно. Остальные жители привыкли к этому и весело спрашивали друг друга, когда Птица Феникс снова устроит фейерверк. Лишь Эрброу никогда не шутила над этим: она относилась к горению Птицы Феникс как-то по-другому. Каждый раз, когда злобное существо загоралось, Эрброу не отводила от нее полных страдания глаз, но наотрез отказывалась уйти.
После каждого сожжения Птица Феникс возрождалась с еще более пышным оперением, прямо пропорционально которому увеличивалась ее злоба. Воспоминания ее становились все запутаннее. В предпоследний раз она уже не помнила, кто такие эльфы. В последний — кто такие фениксы. Она ни на мгновение не умолкала. Речь ее была полна непрерывных жалоб на то, что ее собственная красота стала подвластна времени и что боги не пожелают принять ее, обрамленную сединами старости. Если кто-нибудь совершал ошибку и пытался похвалить перья Птицы Феникс, золото и серебро ее крыльев, то требования уверять ее и утешать становились все более частыми и настойчивыми, приобретали гигантские размеры, что ничуть не уменьшало и не успокаивало переполнявший ее страх. Постоянная визгливая болтовня феникса ужасно действовала на нервы, и, может быть, из-за этого Роби так уставала.
Она приняла решение: почти наверняка видения были ложной тревогой, но, как бы невероятно это ни звучало, Роби не имела права и дальше держать все в себе. Хватит капризов и кокетства. Она уже вышла из этого возраста. Ей было стыдно перед Йоршем: она никогда не делилась с ним своей уверенностью в том, что у них есть будущее, оставляя его в тисках ужасной тревоги за то, суждено ли им увидеть завтрашний день.
Ей пришлось бы признаться, что она сомневалась не только в нем, но и в его любви к ней; но она верила, что он не рассердится, а, наоборот, будет любить ее еще больше.
Роби спрашивала себя, как только могла она ждать так долго, как могла до сих пор не успокоить Йорша тем, что все древние предсказания сбылись.
Йорш сидел вместе с Джастрином на толстом стволе сосны, которая от постоянного ветра росла почти горизонтально. Эрброу играла недалеко от них. За ее спиной прошел Морон, скривившись и сгорбившись, как всегда, и неся в руке одну из своих ужасных ловушек для крапивников. Роби, как обычно, почувствовала при виде его отвращение, но, как справедливо гласили Правила основания города, они жили в свободной стране, где нельзя было изгнать кого-то или наказать лишь потому, что он вызывал неприязнь и отвращение.
Судя по мимике, Йорш рассказывал об атаках сира Ардуина на орков. Его рассказ заинтересовал даже Эрброу, потому что как раз в тот момент, когда за ее спиной показалась тень Морона, малышка перестала играть, подбежала к отцу и залезла к нему на колени. Морон продолжил свой путь в сторону скал, не забыв бросить на бедного Джастрина полный нескрываемого презрения взгляд. Но паренек даже не заметил появления Морона, стараясь не упустить ни одного слова Йорша. Ноги Джастрина были худыми и слабыми, не такими, как у других детей, и часто болели. Йорш придумал для него должность главного писаря, но пока у них не имелось пергамента, на котором можно было бы писать, Джастрин являлся главным хранителем памяти. Йорш постоянно таскал его за собой и, когда только мог, рассказывал ему о прошлом, пытаясь передать таким образом краткое содержание нескольких сотен прочитанных им книг по истории.
Йорш говорил, что в прошлом заключается будущее и народ, который не обладает прошлым, не может иметь и будущего. Поэтому главный хранитель памяти — это важнейшая должность.
Роби не особенно прислушивалась ко всем этим рассказам, считая, что обладание ужином имеет не меньшее значение для будущего любого народа, поэтому единственным страстным слушателем Йорша оставался Джастрин.
Но Роби не успела подойти к ним.
Неожиданно на горизонте показались три фигуры, настолько черные, что казалось, будто они поглощают весь свет, уничтожают его и наполняют мир мраком. Горизонт потемнел.
Карен Ашиол играл в воде с Кикко. Он взял малыша на руки, вернулся на берег, где вновь опустил сына на песок.
— Что это? — спросил он. — Гроза не может быть такой темной.
Роби не ответила — она не знала, что сказать. Единственным, что пришло ей в голову, было то, что она предвидела опасность и лишь по собственной глупости никого не предупредила.
Наконец подбежал Йорш.
— Эринии! — воскликнул он. — Фурии! Они — ангелы смерти!
Йорш побледнел. Впервые в жизни Роби увидела ужас в его глазах.
— Кто? — переспросила она.
— Мне когда-то рассказывала о них моя мать, — продолжал Йорш. — Я знал, что где-то есть земля, терзаемая эриниями, которые возвращаются каждые несколько десятилетий к местам своих мучений, но я не знал, где она. Оказывается, это и есть та земля!
Три черные тени медленно приближались. Дети, игравшие в воде и до того момента перекрикивавшие чаек, вдруг умолкли. Эрброу начала кашлять.
— Вот почему на этом берегу никто не живет, — снова сказал Йорш. — Эринии — это духи трех бедных женщин, которых казнили как ведьм. Они прокляли жизнь и весь мир и стали духами разрушения.
— Но когда это произошло? — спросил Карен Ашиол. Кикко тоже начал кашлять. — Когда все это случилось? При чем тут мы?
— Это произошло еще до эльфийского господства.
— До эльфийского господства? Что это значит?
— Примерно девять-десять веков тому назад.
— Тысячу лет назад? Мой сын не может дышать из-за чего-то, что произошло тысячу лет назад? Да при чем здесь он? При чем здесь я?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!