Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

– Только один вопрос, – напомнили мы. – Мы так договорились. Разве что ты захочешь нам помочь узнать, почему Командир Га выкинул этот номер с актрисой?

– Командир Га ничего не делал с пропавшей актрисой – он вошел в Тюрьму 33 и больше никогда не выходил из нее. Он умер там, в шахте, – ответил товарищ Бук. –Но погодите-ка, о каком Командире Га вы говорите? Их двое, знаете ли. Командир Га, который оставил этот шрам на моем лице, мертв.

– Ты говорил о настоящем Командире Га? – спросили мы. – Зачем ненастоящему Командиру Га извиняться за то, что сделал с тобой реальный Командир Га?

– А он извинился?

– Самозванец сказал нам, что сожалеет о том шраме, о том, что сделал с тобой.

– Это смешно, – произнес Бук. – Командиру Га не за что извиняться. Он дал мне то, чего я желал больше всего, то, что сам я не мог сделать.

– И что же это?

– Да ведь он убил настоящего Командира Га, что за вопрос.

Мы все переглянулись.

– Ты говоришь, что помимо актрисы и ее детей он убил военачальника КНДР?

– Он не убивал Сан Мун и ее детей. Га превратил их в маленьких птиц и научил их петь грустную песню. Они улетели к закату, туда, где вы никогда их не найдете.

Неожиданно мы засомневались, было ли все это неправдой, что актриса с детьми не пряталась неизвестно где. Га был жив, так? Но кто схватил ее и где удерживал? В Северной Корее было проще простого сделать так, чтобы кто-то исчез. Но сделать так, чтобы человек появился вновь – кто же наделен такой магией?

– Если ты поможешь нам, мы найдем способ помочь тебе, – заверили мы Бука.

– Помочь вам? Моя семья погибла, друзья пропали и сам я пропал. Не стану я вам никогда больше помогать.

– Ну, ладно, – вздохнули мы, собирая свой инвентарь. Было поздно, и мы были побеждены.

Я заметил на руке у товарища Бука обручальное кольцо, золотое и велел Чу Чаку забрать его.

Чу Чак в смятении оглянулся, затем взял руку Бука и стал трясти ее, пытаясь снять кольцо.

– Оно слишком плотно сидит, – сказал Чу Чак.

– Эй! – воскликнул товарищ Бук, – эй, это все, что осталось у меня от них – от жены и дочек.

– Да ладно, – сказал я Чу Чаку. – Субъекту оно больше не понадобится.

Кью-Ки подняла болторезы.

– Я сниму это кольцо, – заявила она.

– Ненавижу вас, – выдохнул товарищ Бук. – Он резко вывернул кольцо, поранив палец, и оно оказалось у меня в кармане.

Мы повернулись, чтобы уйти.

– Ничего больше вам не скажу! – закричал товарищ Бук нам вслед. – У вас нет больше власти надо мной. Вы меня слышите? Теперь я свободен. У вас нет надо мной власти! Вы слышите меня?

Один за другим мы стали подниматься по ступенькам, выбираясь из ямы. Они были скользкими, и идти по ним нужно было осторожно.

– Одиннадцать лет, – выкрикнул товарищ Бук, – и голос его эхом отозвался от мокрого бетона. – Одиннадцать лет я делал закупки для тех тюрем. Униформы приходят детских размеров, знаете. Я заказал их тысячи! Они даже кирки делают наполовину меньше! У вас есть дети? За одиннадцать лет врачи не заказали ни одного бинта, а повара – никаких продуктов. Мы поставляем им только пшено и соль, тонны и тонны пшена и соли. Ни одна тюрьма не заказала ни одной пары обуви или куска мыла. Зато им подавай трансфузионные мешки – немедленно. Пули и колючая проволока им нужны уже завтра! Я подготовил свою семью. Они знали, что делать. А вы сами подготовились? Вы знаете, что сделали бы?

Мы медленно поднимались по ступенькам с гальваническим покрытием. Те из нас, у кого были дети, старались не терять спокойствия, но стажеры, кто как не они всегда считают себя неуязвимыми, так ведь? Кью-Ки шагала впереди со своим головным фонарем. Когда она остановилась и посмотрела вниз на нас, мы тоже остановились. Мы посмотрели вверх на нее, на сияние света над нами.

Она спросила:

– Ректо-сан отступился?

Мы все промолчали. В тишине слышалась проповедь Бука: он говорил о детях, которых забивают камнями и вешают, все говорил и говорил.

– И Ректо-сан тоже! – с болью воскликнула она, качая головой. – Здесь остался хоть кто-нибудь, кто не струсит?

Затем врубились насосы, но, к счастью, мы ничего не услышали.

Когда Командир Га вернулся в дом Сан Мун, на бедре у него был револьвер, какие показывают в вестернах. Еще до того, как он постучал в дверь, Брандо предупредил домашних о его приходе. Сан Мун встретила его в простом чосоноте – в белой чогори и узорчатой чиме[22]. Это был наряд девушки-крестьянки, в котором она снималась в фильме «Истинная дочь народа».

В тот день она не выгнала его в туннель. Он был на работе и теперь пришел домой, и его встретили, как обычно встречают мужа, вернувшегося домой со службы. Сын и дочь стояли в школьной форме навытяжку, хотя они не ходили в школу. Она не спускала с них глаз с тех пор, как он вернулся. Он называл девочку девочкой, а мальчика мальчиком, потому что Сан Мун отказывалась назвать ему их имена.

Дочка держала в руках деревянный поднос. На нем было смоченное в горячей воде полотенце, которое он взял, чтобы отереть пыль с лица, шеи и рук. На подносе мальчика лежали различные медали и булавки, которые туда положил его отец. Командир Га выпотрошил содержимое своего кармана на поднос: военная вона, билеты на метро, его министерский пропуск, и в смешении этих повседневных вещей оба Командира Га были едины. Но когда монета упала на пол, мальчик в страхе отпрянул. Если дух Командира Га и витал где-то, то он был здесь, в сжавшихся от страха детях, ожидавших наказания.

Рядом с детьми стояла жена, держа добок, как занавеску, чтобы он смог, не стыдясь переодеться. Растянув добок, Сан Мун повернулась к детям.

– Ступайте, – велела она. – Идите заниматься музыкой.

Когда они ушли, она подождала, пока они не начали исполнять гаммы перед игрой на инструментах, а затем устремилась на кухню убавить звук громкоговорителя, чтобы он не заглушал музыку детей. Он проследовал за нею, наблюдая, с каким подобострастием Сан Мун прислушивалась к доносившемуся из громкоговорителя пению оперной дивы, исполнявшей арию из «Моря крови».

Сан Мун сняла с него оружие, открыла барабан револьвера и убедилась, что каморы были пусты, затем указала на Га его рукояткой:

– Я хочу знать, как ты добыл этот револьвер, – сказала она.

– Он выполнен на заказ, – ответил Га. – В единственном экземпляре.

– О, я узнаю этот револьвер. Скажи мне, кто тебе его дал?

Сан Мун подтащила стул к высокому длинному кухонному столу и взобралась на него, затем, дотянувшись до посудного шкафа, убрала туда револьвер. Он смотрел, как вытягивалось ее тело, принимая другую форму под чосонотом. Его край приподнялся, обнажив щиколотки женщины, которая балансировала, стоя на пальчиках. Он рассматривал шкаф, и ему было интересно, что еще в нем могло быть. Револьвер Командира Га находился на заднем сидении «Мерседеса», но он все же спросил: