Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра - Джаспер Ффорде

— А теперь вы можете мне сказать, зачем нас сюда принесло? — спросил Мильон, с любопытством высовываясь из окна и безостановочно щелкая затвором фотоаппарата.

— Причин две. — Я внимательно изучала карту Мильона, полученную им от друзей-заговорщиков. — Во-первых, у нас есть основания полагать, что кто-то клонировал Шекспиров, а мне срочно нужен один из них. Во-вторых, надо разыскать жизненно важную информацию по репродуктивности для Брека.

— Значит, вы и правда не можете иметь детей?

Бреку понравилась непосредственность Мильона.

— Правда, — ответил он, заряжая ружье снотворными ампулами размером с гаванскую сигару.

— Сверни здесь налево, Без.

Он перешел на пониженную передачу, повернул руль, и мы выехали на отрезок дороги, по обе стороны которого тянулся мрачный лес. Поднялись по склону, затем свернули налево, за выступ скалы, и остановились. Путь преграждала перевернутая ржавая машина.

— Оставайся за рулем и не выключай двигатель, — велела я Безотказэну. — Мильон, сидите на месте. Брек — за мной.

Мы с неандертальцем выбрались из автомобиля и осторожно приблизились к перевернутой колымаге. Нашим глазам предстал лицензионный «студебеккер», похоже, десятилетней давности. Я заглянула внутрь. Вандалы тут не резвились. Стекло в спидометре было цело, ржавые ключи до сих пор торчали в замке зажигания, кожаное сиденье болталось на полусгнивших ремнях. Рядом на земле лежал выцветший кейс, набитый сантехническими инструментами, рассыпающимися в прах от ветра и воды. От пассажиров не осталось и следа. Я-то думала, Мильон преувеличивает насчет здешних химер, но внезапно мне сделалось не по себе.

— Мисс Нонетот!

Брек сидел на корточках ярдах в десяти от машины, положив ружье на колени. Я медленно подошла к нему, опасливо поглядывая на чащу по обе стороны дороги. Тихо. Слишком тихо. Собственные шаги оглушали меня.

— В чем дело?

Он показал на землю. Там лежала человеческая локтевая кость. Сколько бы народу ни участвовало в аварии, один точно остался здесь навсегда.

— Слышали? — спросил Брек.

Я насторожила уши.

— Нет.

— Вот именно. Вообще ни звука. Кажется, нам лучше уйти.

Освобождая проход, мы сдвинули перевернутый автомобиль и поехали вперед, уже гораздо медленнее и без разговоров. На этом участке дороги обнаружились еще три мертвых кузова: два лежали на боку, один торчал из кювета. И ни следа пассажиров. Чем дальше мы ехали, тем глуше и непроходимее казался лес по обе стороны шоссе. Я обрадовалась, когда мы достигли вершины холма, оставили дебри позади и стали спускаться вниз мимо небольшого озерца с дамбой, прежде чем с возвышенности нам открылся вид на старые биоинженерные цеха «Голиафа». Я попросила Безотказэна остановиться. Он молча затормозил, и мы получили возможность разглядеть брошенную фабрику в бинокль.

Место для нее выбрали великолепное, прямо на краю водохранилища. Правда, по сравнению с картинами, нарисованными буйным воображением Мильона, и старинной фотографией, сделанной в дни расцвета лаборатории, увиденное разочаровывало.

Некогда обширный комплекс, выстроенный в стиле ар-деко, популярном в индустриальном зодчестве тридцатых годов, сейчас выглядел так, словно в незапамятные времена его поспешно и без особого успеха попытались сровнять с землей. Хотя большинство строений были разрушены или развалились сами собой, восточное крыло сохранилось довольно неплохо. Но все равно казалось, будто здесь много лет, если не десятилетий, не ступала нога человека.

— Что это было? — спросил Мильон.

— А именно?

— Да какой-то чавкающий звук.

— От души надеюсь, что ветер. Давайте рассмотрим комплекс поближе.

Мы съехали к подножию холма и припарковались перед зданием. Фасад, хотя и полуобрушенный, все еще впечатлял и даже сохранил большую часть внешнего керамического декора. «Голиаф» явно имел на это предприятие большие виды. По усыпанным обломками ступеням мы добрались до входной двери. Обе створки были сорваны с петель, а на одной виднелись весьма заинтересовавшие Мильона огромные царапины. Я вошла в заваленный ломаной мебелью и битой штукатуркой овальный вестибюль. Некогда прозрачный подвесной стеклянный потолок давно уже рухнул вниз, и мрачную обстановку освещало тусклое солнце. Стекло скрипело и лопалось у нас под ногами.

— Где главные лаборатории? — спросила я, не желая задерживаться тут ни минуты сверх необходимого.

Мильон развернул план-схему.

— Откуда вы все это выкопали? — недоверчиво спросил Безотказэн.

— Сменял на ступню кернгормского йети, — ответил Мильон, словно речь шла о наклейках из упаковок со жвачкой.

Лавируя между осколками стен и крыши, мы пересекли главное здание и выбрались к относительно целому восточному крылу. Здесь потолок сохранился лучше, и нам пришлось освещать фонариками кабинеты и инкубационные помещения, где высились ряды пустых стеклянных инкубаторов. На дне многих из них стояли лужами жидкие останки потенциальной жизни. «Голиаф» уходил отсюда второпях.

— Что это за место? — спросила я еле слышным голосом.

— Это… — Мильон сверился с планом, — главный цех по производству саблезубых тигров. Неандертальское крыло прямо за ним, первое помещение налево.

Дверь оказалась заперта на засов, но сухое и гнилое дерево подалось без особых усилий. Повсюду валялись россыпи документов: видимо, их пытались уничтожить, но не особенно старались. Мы позволили Брекекексу войти туда одному. Помещение около ста футов в длину и тридцати в ширину представляло собой точную копию тигриного цеха, только инкубаторы здесь были побольше и из них по-прежнему торчали стеклянные питательные трубки. Меня передернуло. Мне лаборатория казалась ужасной, но для Брекекекса она являлась родным домом. Как и тысячи его сородичей, он вырос здесь. Пиквик я вывела дома, не используя ничего сложнее кухонной утвари: просто держала ее в пустом гусином яйце. Но одно дело птицы и рептилии, а другое — «внутриутробное» вынашивание млекопитающих. Брек осторожно пробирался между переплетенных трубок по битому стеклу к задней двери — помещению, где новорожденных неандертальцев доставали из инкубаторов, когда им наступало время сделать первый вдох. Дальше располагались ясли, куда приносили малышей. Мы тронулись следом за Бреком. Он стоял у большого окна, выходившего на водохранилище.

— Когда мы видим сны, нам снится этот вид, — тихо сказал он, затем, явно почувствовав, что тратит время попусту, протопал обратно и принялся рыться в шкафах и ящиках.

Пообещав встретить его снаружи, я присоединилась к Мильону, пытавшемуся разобраться в плане первого этажа.

Молча миновав еще несколько комнат с очередными рядами инкубаторов, мы очутились возле сектора, некогда отделенного от прочих стальными дверьми. Створки стояли настежь, и мы ступили в самый секретный цех этой лаборатории.