Самая долгая ночь - Грег Кайзер

— Простите, гауптштурмфюрер? — этот идиот, как видно, его не понял.

— Мне нужно ее фото, с карточки, которую вы завели на нее в Дулаге. На наших карточках нет фотографий, — пояснил он, пытаясь не сорваться на крик.

— А разве в Гааге нет таких карточек? Тем более что Гаага значительно ближе.

Пройсс не собирался спрашивать у Цёпфа фото этой женщины, равно как просить Науманна помочь ему получить это фото, хотя бы потому, что он сам утаил от них обоих такую уйму информации.

— Ваша фотография будет поновей.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласился Брумм. — На мы здесь испытываем острый недостаток кадров. Я даже не знаю, сумеем ли мы…

— Унтерштурмфюрер, — произнес Пройсс, придав голосу ледяные нотки и даже поднялся с места, чтобы громче говорить в трубку. — Речь идет не просто об очередной еврейке. Если только вы, конечно, не собираетесь держать ответ перед самим бригадефюрером СС Науманном по поводу вашего отказа сотрудничать с отделом по делам евреев, я предлагаю вам…

— Да-да, герр гауптштурмфюрер, — поспешил согласиться Брумм. — Не пройдет и четверти часа, как я отошлю к вам моего вестового на мотоцикле. Прямо в ваш кабинет на…

— Ойтерпестраат, — подсказал Пройсс. — Благодарю вас за помощь.

И не дожидаясь, что ему ответят на том конце провода, — а ведь наверняка скажут что-то такое, от чего голова разболится лишь еще сильнее, — он с силой опустил трубку на рычаг.

Имея на руках фотографию, он сможет распространить листовки с обещанием награды за поимку. А когда эти листовки попадут в руки местных жителей, кто-нибудь наверняка захочет выдать Реку Деккер, ее товарищей и их планы по освобождению евреев.

На чердаке уже давно было темно, но Маус знал, что Река не спит, потому что она то и дело ворочалась на полу рядом с ним. Они с ней устроились в самом дальнем от окна углу.

— Когда все кончится, ты поедешь домой? — спросила она. В темноте ночной комнаты ее рот был едва ли не прижат к его уху. Да, такой вопрос может задать только женщина, подумал Маус, чтобы избежать разговоров о тех вещах, о которых они в принципе тоже могли поговорить: про Аннье, или то, что ждет их завтра, или о том, что он думал, когда наставил на нее пистолет тогда возле самолета.

И все-таки он ответил:

— Да, я вернусь домой. Мне нужно позаботиться о матери. Кроме того, у меня есть работа.

— Твоя гангстерская работа?

— Да, моя гангстерская работа, — он хотел сказать Реке, что он собирался сделать тогда на поле, в том случае, если она слышала, что Рашель прошептала ему чуть раньше. Но в темноте комнаты, учитывая то, что ожидало их завтра, он не смог заставить себя это сделать. Он был эгоистом и прекрасно это знал. И скажи он ей, как она тотчас обозлится на него, а он этого не хотел, тем более, сейчас.

— Давай, — прошептала Река, и он почувствовал, как ее ладонь легла ему на руку, затем на лицо. — Обними меня, пожалуйста.

Он заключил ее в объятия, и она положила голову ему на грудь. А в нескольких кварталах от них, ближе к вокзалу Мейдерпоорт, раздался негромкий, протяжный гудок.

Кремпель стоял в дверях кабинета — с пустыми руками.

— На Боттичеллистраат ничего нет, гауптштурмфюрер. Мы, как вы нам приказали, обыскали дом номер тридцать один, и два соседних, справа и слева. Никто в глаза не видел этих Деккеров вот уже несколько месяцев.

Пройсс кивнул и указал на фото, только что доставленное ему из Вестерборка вымокшим под дождем эсэсовцем на мотоцикле. Фотография оказалась знакомой.

Ему потребовался всего миг, чтобы извлечь из памяти ее лицо, возможно, потому, что на фото не был виден шрам. Но это точно была та самая женщина, которая смотрела на него поверх пылающих останков «рено» чуть больше трех недель назад. Та самая, которую он видел всего несколько дней назад с розовощеким статным мужчиной. Пройсс вновь посмотрел на фотографию — простое лицо, темные волосы, темные глаза, тонкий рот и типичный еврейский нос.

Времени на копирование снимка, чтобы потом поместить фото на листовки, у него не было, ведь состав отойдет уже завтра утром. Осталось меньше, чем одиннадцать часов.

— Что еще на сегодня, гауптштурмфюрер?

Пройсс взял пачки карточек из отдела «С» и бегло просмотрел. Где-то около трехсот. Он уже успел их изучить.

— Гауптштурмфюрер! — окликнул его Кремпель. Пройсс оторвал взгляд от картотеки. Под глазами шарфюрера залегли темно-синие тени.

— Найдите себе кофе и мне тоже принесите чашку, — Кремпель повернулся, чтобы выйти из кабинета. — И пусть ваши люди будут готовы. Они могут мне понадобиться, — распорядился Пройсс и вновь занялся карточками.

Спустя несколько часов, в третий раз просмотрев картотеку, он нашел то, что раньше ускользало от его внимания: Схаап, Вресье (урожденная Иккерсхейм). Получается, что Вресье в списке Йоопа это не фамилия, как он было решил. Согласно карточке, эта женщина была замужем, но только не за евреем, а за гоем, именно поэтому ее мужа и не было в его списках евреев. «Схаап, Кристиан», говорилось в карточке, голландский военнослужащий. Ее муж. Здесь же было сказано, что Схаап пропал в мае 1940 года. Или бежал, подумал Пройсс. Он снова взглянул на список и увидел рядом с фамилией Схаап букву «К» и знак вопроса. Некоторые голландцы бежали, чтобы продолжить войну из Англии.

Но эта Вресье Схаап/Иккерсхейм или как там она называет себя, была депортирована. Как и другие еврейки, она, если верить карточке, была направлена на работы. Рядом значилась дата — 17.02.43, а чуть ниже первой даты — вторая — 22.02.43. Дулаг. Вестерборк. Прошло всего два месяца. Она вполне еще может быть в лагере.

На карточке также значился адрес этой Схаап/Иккерсхейм: 365 Вейттенбахстраат, Ватеграаафсмеер, Амстердам. Это рядом с вокзалом, подумал Пройсс. Да что там, всего в двух шагах.

Фрагменты в его голове постепенно начали складываться в целостную картину. Близость дома к вокзалу, где он загружал свои составы. Муж, который вполне мог бежать в Англию. Англия, где находится штаб-квартира УСО. И если Гискес прав, именно оттуда прилетел самолет, который привез этих евреев. Эта самая Вресье вполне могла бежать из Вестерборка, так же как, и Деккер. Пройсс на всякий случай положил портрет Деккер в нагрудный карман мундира.

Звонить в Вестерборк, чтобы устроить Брумму выволочку, бесполезно, так как времени в обрез. Этот пьяница будет как минимум сутки выяснять, есть еще в лагере эта самая Вресье или нет.

— Соберите людей, — велел он Кремпелю, который сидел в кресле напротив него и время от времени клевал носом. — Я тоже с вами. Вы поведете мою машину.

Пройсс посмотрел на часы. Всего семь часов до того, как от вокзала отойдет следующий транспорт.

— Проснись, — говорил ей чей-то голос, и Река открыла глаза. Вокруг по-прежнему было темно. — Я что-то слышал, — произнес Леонард и сунул ей в руки револьвер. Река прислушалась. Сквозь оконное стекло в потолке долетел звук хлопнувшей двери и стук ботинок по булыжной мостовой тремя этажами ниже. Леонард поднялся на ноги и на цыпочках подошел к окну, которое выходило на Вейтенбахстраат. В его руке был зажат «вельрод», из которого они убили Аннье Виссер.