Поющие в терновнике - Колин Маккалоу

Пожар уничтожил примерно пятую долю дрохедских пастбищ идвадцать пять тысяч овец — сущая безделица для хозяйства, где в недавниехорошие годы овец было до ста двадцати пяти тысяч. Как бы ни относились кстихийному бедствию те, кого оно коснулось, сетовать на коварство судьбы или нагнев божий нет ни малейшего смысла. Остается одно — списать убытки и начать всесначала. Уж конечно, это не в первый раз и, уж конечно, как все прекраснопонимают, не в последний.

А все же нестерпимо больно было видеть весной дрохедскиесады бурыми и голыми. Щедрые запасы воды в цистернах Майкла Карсона помогли импережить засуху, но пожар ничто не пережило. Даже глициния не расцвела: когданагрянул огонь, гроздья ее нежных, едва набухающих бутонов старчески сморщились.Розы высохли, анютины глазки погибли, молодые побеги обратились в бурую солому,фуксия в тенистых уголках безнадежно сникла, подмаренник увял, у засохшегодушистого горошка не было никакого аромата. Запасы воды в цистернах, истощенныево время пожара, затем пополнил ливень, и теперь обитатели Дрохеды каждуюминуту, которая могла бы показаться свободной, помогали старику Тому воскреситьсад.

Боб решил по примеру отца не скупиться в Дрохеде на рабочиеруки и нанял еще трех овчаров; прежде Мэри Карсон вела другую политику — недержала постоянных работников, кроме семейства Клири, а на горячую поруподсчета, окота и стрижки нанимала временных; но Пэдди рассудил, что людиработают лучше, когда уверены в завтрашнем дне, а в конечном счете разницыособой нет. Почти все овчары по природе своей непоседы, перекати-поле и незастревают подолгу на одном месте.

В новых домах, поставленных дальше от реки, поселились людиженатые; старик Том жил теперь в новеньком трехкомнатном домике под перечнымдеревом за конным двором и всякий раз, входя под собственную крышу, ликовалвслух. На попечении Мэгги по-прежнему оставались несколько ближних выгонов, еемать по-прежнему ведала всеми счетами.

Фиа взяла на себя и обязанность, что лежала прежде наПэдди, — переписываться с епископом Ральфом и, верная себе, сообщала емутолько то, что относилось к делам имения. У Мэгги прямо руки чесались —схватить бы его письмо, впитать каждое слово, но Фиа, внимательнейшим образомпрочитав эти письма, всякий раз тотчас прятала их под замок. Теперь, когдаПэдди и Стюарта не стало, к ней просто невозможно было подступиться. А что доМэгги… едва епископ Ральф уехал, Фиа начисто забыла свое обещание. Всеприглашения на танцы и вечера Мэгги учтиво отклоняла, и мать, зная об этом, ниразу ее не упрекнула, не сказала, что ей следует поехать. Лайем О'Рок хваталсяза любой предлог, лишь бы заглянуть в Дрохеду; Инек Дэвис постоянно звонил потелефону, звонили и Коннор Кармайкл, и Аластер Маккуин. Но Мэгги со всеми быласуха, невнимательна, и под конец они отчаялись пробудить в ней хоть какой-тоинтерес.

Лето было дождливое, но дожди шли не подолгу и наводнениемне грозили, только грязь повсюду не просыхала, и река Баруон-Дарлинг текла натысячу миль полноводная, глубокая и широкая. Настала зима, но и теперь время отвремени выпадали дожди и с ветром налетала темной пеленой не пыль, но вода. Ипоток бродячего люда, хлынувший на большую дорогу из-за экономического кризиса,иссяк, потому что в дождливые месяцы тащиться на своих двоих по раскисшемучернозему — адская мука, да еще к сырости прибавился холод, и среди тех, кто ненаходил на ночь теплого крова, свирепствовало воспаление легких.

Боб тревожился — если так пойдет дальше, у овец загниюткопыта; мериносам вредно без конца ходить по сырости, неминуемо начнется этакопытная гниль. И стричь будет невозможно, ни один стригаль не прикоснется кмокрой шерсти, а если земля не просохнет ко времени окота, множествоноворожденных ягнят погибнет от сырости и холода.

Зазвонил телефон — два длинных, один короткий, условныйвызов для Дрохеды; Фиа сняла трубку, обернулась:

— Боб, тебя.

— Привет, Джимми, Боб слушает… Ага, ладно… Вот этохорошо! Рекомендации есть?.. Ладно, пошли его ко мне… Ладно, коли он уж такхорош, скажи ему, наверно для него найдется работа, только сперва я сам на негопогляжу; не люблю котов в мешке, мало ли какие там рекомендации… Ладно,спасибо. Счастливо.

Боб снова сел.

— К нам едет новый овчар, Джимми говорит — пареньпервый сорт. Работал раньше в Западном Квинсленде — не то в Лонгриче, не то вЧарлвилле. И гурты тоже перегонял. Хорошие рекомендации. Все в полном порядке.В седле держаться умеет, объезжал лошадей. Был раньше стригалем, говоритДжимми, да еще каким, успевал обработать двести пятьдесят штук в день. Вот это мнечто-то подозрительно. С какой стати классному стригалю идти на жалованьепростого овчара? Чтоб классный стригаль променял колеса на седло — это не частовстретишь. Хотя нам такая подмога на выгонах не помешает, верно?

С годами Боб стал говорить все медлительней и протяжней, наавстралийский лад, зато тратит меньше слов. Ему уже под тридцать, и, к немаломуразочарованию Мэгги, незаметно, чтобы он поддался чарам какой-нибудь подходящейдевицы из тех, кого встречает на празднествах и вечерах, где братьям Клири надоприличия ради хоть изредка появляться. Он мучительно застенчив, да к тому же поуши влюблен в Дрохеду и, видно, этой любви к земле и хозяйству предпочитаетотдаваться безраздельно. Джек и Хьюги постепенно становятся неотличимы отстаршего брата; когда они сидят рядом на одной из жестких мраморных скамей —больше этого они себе разнежиться дома не позволят, — их можно принять заблизнецов-тройняшек. Кажется, им и вправду милее ночлег на выгонах, подоткрытым небом, а если уж случилось заночевать дома, они растягиваются у себя вспальнях на полу, будто боятся, что мягкая постель сделает их мямлями. Солнце,ветер и сушь не слишком равномерно окрасили их светлую, осыпанную веснушкамикожу под красное дерево, и тем ясней светятся на их лицах бледно-голубыеспокойные глаза, от уголков которых к вискам бегут глубокие морщины — признак,что глаза эти постоянно смотрят вдаль, в бескрайний разлив изжелта-серебристыхтрав. Почти невозможно понять, сколько братьям лет, кто из них моложе и ктостарше. У всех троих — в отца — простые добрые лица и римские носы, но сложенысыновья лучше: долгие годы работы стригалем согнули спину Пэдди и руки у негостали непомерно длинными. А тела сыновей сделала худощавыми, гибкими,непринужденно красивыми постоянная езда верхом. Но к женщинам, к удобной легкойжизни и удовольствиям их не тянет.

— Этот новый работник женат? — спросила Фиа,проводя красными чернилами по линейке ровную черту за чертой.

— Не знаю, не спросил. Завтра приедет — узнаю.

— Как он к нам доберется?

— Джимми подвезет, нам с Джимми надо потолковать насчеттех старых валухов на Тэнкстендском выгоне.

— Что ж, будем надеяться, что он у нас немногопоработает. Если не женат, наверно, и месяца не продержится на одном месте.Жалкие люди эти овчары.

Джиме и Пэтси все еще жили в пансионе Ривервью, но клялись,что дня лишнего не останутся в школе, пусть им только исполнится четырнадцать,тогда по закону можно покончить с ученьем. Они рвались работать на пастбищах сБобом, Джеком и Хьюги, тогда в Дрохеде снова можно будет хозяйничать своейсемьей, а посторонние пускай приходят и уходят, когда им угодно. Близнецы тожеразделяли присущую всем Клири страсть к чтению, но школа им от этого ничуть нестала милее — книгу можно брать с собой в седельной сумке или в кармане куртки,и читать ее в полдень в тени под вилгой куда приятнее, чем в стенах иезуитскогоколледжа. Мальчиков с самого начала тяготила непривычная жизнь в пансионе. Ихничуть не радовали светлые классы с огромными окнами, просторные зеленыеплощадки для игр, пышные сады и удобства городской жизни, не радовал и самСидней с его музеями, концертными залами и картинными галереями. Они свелидружбу с другими сыновьями фермеров-скотоводов и в часы досуга мечтали о доме ихвастали необъятностью и великолепием Дрохеды перед почтительно-восторженными,но чуждыми сомнений слушателями — к западу от Баррен Джанкшен не было человека,до кого не дошла бы слава Дрохеды.