Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове - Герман Данилович Нагаев

сих пор не смог ему черкнуть. Теперь уж он, наверное, в Тифлисе. Напишу туда».

Киров достал ручку с вечным пером, взял бланк — «Центральный Комитет Азербайджанской Коммунистической партии (больш.)» — и начал писать:

«Дорогой Серго!

Как и следовало ожидать, встретили здесь не особенно гостеприимно. Особенно потому, что мы сразу пошли по большим заводам... Понятно, что губкомщики и райкомщики лезут на стену. Они хотят, чтобы их разогнали. Мы же думаем, что это нарушило бы основные правила демократии. В общем обстановка горячая, приходится много работать, а еще больше драть глотку... Все приходится брать с боя. И какие бои! Вчера были на «Треугольнике», коллектив 2200 человек. Драка была невероятная, доходило до мордобития!.. Собрания изводят, голова идет кругом...»

Дописав письмо Орджоникидзе, он еще черкнул несколько строчек жене и, попросив дежурную разбудить ровно в восемь, лег спать.

Однако сон не шел. Через полчаса он включил свет и развернул «Красную газету». Пробежав несколько абзацев, скомкал ее и бросил в корзину. ««Ленинградская правда» стала другой, а эта все выгораживает зиновьевцев...»

Достав со стола блокнот, он сделал пометки: «Договориться с ЦК о переводе Чагина из Баку редактором «Красной газеты»». Потом потушил свет, лег, сразу уснул...

Глава тридцать вторая

1

Поздно вечером члены ЦК собрались в гостинице, чтобы подвести итоги дня. Оказалось, что оппозиция пустила корни по всем предприятиям. Собрания проходили бурно. Защитники оппозиции вступали в ожесточенные споры и даже в рукопашную.

Перепалки могли затянуться и осложнить борьбу.

Соединились со Сталиным, который, несмотря па поздний час, был у себя в кабинете. Выслушав подробный доклад, Сталин сказал всего несколько слов:

— Одобряю ваши действия. Продолжайте выступления на заводах. ЦК занимается делом оппозиции...

На другой день «Ленинградская правда» дала отчеты о вчерашних партийных собраниях, резко осуждая раскольнические выступления оппозиционеров.

Все же собрания превращались в жестокие схватки. Каждый завод, каждый партийный коллектив отвоевывался у оппозиции с боем...

Вечером, когда москвичи собрались снова, в комнату вошел уже знакомый многим старый большевик, заведующий общим отделом губкома Свешников. Он не поддерживал оппозицию, но и не высказывался против. Казалось, выжидал...

— А, товарищ Свешников? — встретил его Ворошилов. — Что, есть новости?

— Да. Получена телефонограмма из ЦК, подписанная товарищем Сталиным, — и он протянул телефонограмму Кирову.

Тот прочел вслух:

— «ЦК утвердил Секретариат ЛК в составе Кирова (первый секретарь), Комарова и Бадаева...»

— Это важно! — сказал Калинин. — Теперь нам будет легче бороться с оппозицией. Придется тебе, Сергей Мироныч, переселяться в Смольный и поднимать коммунистов Ленинграда.

2

Киров обосновался в Смольном, но жить продолжал в гостинице вместе со своими московскими товарищами, которые поддерживали его в трудной должности.

Киров внимательно присматривался к людям, окружавшим его в губкоме. Он знал, что многие из них, если не большинство, приверженцы Зиновьева.

Как полководец старается обеспечить себе надежность тыла, так и Киров думал о том, чтобы обезопасить новое руководство губкома от удара в спину. Необходимо было провести чистку партийного аппарата. Но заняться этим было решительно некогда. Каждый день приходилось выступать на больших партийных собраниях, на заводах, где проходила «линия огня».

Пригласив к себе секретарей губкома — Комарова, Москвина и Шверника, он попросил их заняться проверкой партаппарата и отнестись бережно к людям, которые введены в заблуждение и не являются оппозиционерами.

Кирова более всего беспокоили схватки с главными «вождями» оппозиции, которые имели большой опыт полемической борьбы, были подкованы теоретически и имели широкую известность.

Ему хорошо помнилось выступление Зиновьева на съезде. Он выставлял себя чуть ли не единственным преемником Ленина, говорил с дерзким апломбом и всех старался подавить своим «авторитетом».

«Если мне придется схватиться с этим волкодавом, он же меня раздавит. Я могу выстоять в борьбе с ним только в том случае, если буду гвоздить его ленинскими доводами».

Киров еще в первый день прихода в кабинет в Смольном обратил внимание на отлично подобранную библиотеку, особенно по марксистской литературе.

И вот сегодня, когда выдался свободный день от выступлений на заводах, он отобрал ленинские книги и брошюры последних лет и стал их просматривать, делая краткие выписки в блокнот.

В кабинет заглянул секретарь:

— Сергей Миронович, звонит Калинин.

— Спасибо! Сейчас, — он подошел к столу, поднял трубку. — Слушаю вас, Михаил Иванович. Что? Ворошилова не пустили на вагоностроительный? Прорвался, а его вынесли за ворота. Совсем распоясались зиновьевцы. Вы хотите ехать? Хорошо, поедемте вместе. Я за вами заеду.

Киров позвонил секретарю и попросил срочно вызвать машину.

3

Разгневанный Ворошилов действительно ходил около заводских ворот.

— В проходной не коммунисты, а банда оппозиционеров, — возмущенно заговорил он, пожимая руку Кирову. — В гражданскую мы таких сволочей-предателей ставили к стенке. Ты, Мироныч, построже с ними.

— Хорошо. Постараюсь, — сказал Киров и первым вошел в проходную.

— Ваши пропуска? — потребовал старший из вахтеров.

— Я Киров — первый секретарь Севзапбюро ЦК и Ленинградского губкома, — резко сказал Киров. — Живо ко мне начальника охраны!

Столь неожиданный, решительный натиск смутил вахтера. Он взял под козырек, побежал за начальником и вскоре вернулся вместе с худощавым человеком в шинели.

Киров строго взглянул в упор.

— Вы что, хотите, чтобы вас передали в трибунал и расстреляли как предателя?

— Как в трибунал? За что?

— Как вы смели не пропустить на завод члена ЦК товарища Ворошилова?

— Тут были товарищи из парткома, они...

— Не рассуждать! Я первый секретарь губкома Киров. Со мной члены ЦК Ворошилов и Калинин. Немедленно проводите нас на партийное собрание.

— Есть, товарищ Киров! Проходите! Я сам вас провожу! — вытянулся в струнку перепуганный начальник охраны.

Из длинного приземистого помещения, приспособленного под клуб, долетали резкие крики и гул толпы.

— Вот эта дверь на сцену, — показал начальник охраны и, отдав честь, ретировался.

В дверях столкнулись с Комаровым.

— Приехали? Я помчался следом, Сергей Миронович, захватив с собой трех товарищей из губкома. Они там сражаются, пойдемте!

Когда Киров, Ворошилов и Калинин появились на сцепе, Комаров прервал оратора:

— Товарищи, внимание! К нам на собрание прибыли члены ЦК товарищи Калинин, Киров и Ворошилов.

Раздались робкие аплодисменты. Вдруг кто-то засвистел, посыпались враждебные выкрики.

Председатель, повременив, зазвонил в колокольчик. Крики постепенно утихли.

— Продолжайте! — крикнул председатель оратору, но тот уже был сбит, оборвал нить мысли и, махнув рукой, сошел с трибуны.

— Выступай ты, Сергей Мироныч, — шепнул Калинин,