Призыв - Дэвид Гейдер

— Ты можешь говорить! — воскликнул Дункан.

— Да, похоже, что здесь — могу.

— И ты помнишь нас? — осторожно спросил Мэрик. — Ты знаешь, кто мы?

— Ты — король Ферелдена, — ответила она с печальным вздохом. — Твои спутники — Серые Стражи, как и я сама. Да, я вас помню.

На лицах гномов, которые слышали этот разговор, отразились смятение и испуг. Пожилой гном выступил вперед, покосился на Мэрика с таким видом, словно тот был змеей, готовой вот-вот ужалить, однако же подошел к Уте и взял ее за руку:

— О чем ты говоришь, Ута? Это безумие!

Гномка полными слез глазами взглянула на отца и ласково погладила его по щеке:

— Я знаю, отец, все знаю. Мне пора уходить.

— Уходить? Куда уходить?

— Мать Уты решительно двинулась к ним — тревога за дочь пересилила страх перед людьми. Ребятишки толпились у нее за спиной и что-то непонимающе лопотали.

— Что это значит — тебе пора уходить? — вопросила пожилая гномка. — С какой стати ты куда-то отправишься с этими небоглядами?

Ута стиснула зубы, силясь сдержать слезы, которые грозили вот-вот хлынуть из глаз.

— Так надо, — севшим голосом прошептала она.

Она обняла отца, затем мать, и они, хотя и не понимали, что происходит, ответили ей таким же крепким и любящим объятием. Ребятишки теснились вокруг Уты и, обхватив ее за ноги, испуганно хныкали — они почуяли неладное.

— Ты что же, и на ужин не останешься? А твои друзья? — В голосе матери мелькнула слабая надежда. Лицо ее было залито слезами.

Ничего не ответив, Ута нежно поцеловала в щеку мать, потом бормочущего что-то отца. После этого она повернусь к юноше, который с угрюмым видом стоял неподалеку. Начала было говорить, но от горя у нее перехватило горло. Она помолчала, стараясь взять себя в руки, а юноша между тем недоуменно смотрел на нее.

— Ты славно сражался, Тэм, — наконец выдавила Ута. И заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, хоть и видно было, что это дается ей нелегко. — Я гордилась тобой, Тэм. Очень гордилась.

— Гордилась?

— О да! — с жаром проговорила она. — Я поклялась отомстить за тебя.

Оглянувшись, Ута окинула взглядом родных, и глаза ее снова налились слезами.

— Я поклялась отомстить за всех вас. И отомщу.

В голосе ее прозвенела решимость, и комната исчезла. Они снова были в Тени, на равнине, среди немыслимо высоких каменных колонн, и Ута оцепенело смотрела вдаль. Выглядела она как прежде: неброское коричневое платье и туго заплетенная коса.

Затем она повернулась к товарищам, и стало видно, что глаза ее красны от слез. Она сделала несколько выразительных жестов и под конец прижала к сердцу крепко стиснутый кулак. Лицо ее было искажено таким безмерным горем, что Мэрик не нашелся что сказать.

К Уте подошел Келль. Долгое время они молча смотрели друг на друга, а затем гномка крепко, обеими руками обхватила его за пояс. Охотник ласково погладил ее по голове.

— Мы не виним тебя, Ута, — сказал он. — Ты продержалась столько, сколько смогла.

Дункан молчал, невесело опустив голову. Мэрик глядел на него и думал, что паренек, быть может, сейчас вспоминает своих родных. Он заметил Катриэль — та стояла неподалеку, однако присоединяться не спешила. Как, наверное, было бы здорово остаться с ней хоть ненадолго, хоть на малую толику продлить эту ложь. Так хочется поговорить с ней, объяснить…

Но нет, он должен гнать эти мысли. Он обещал. И на кон поставлены их жизни.

Надо идти.

Бревенчатая хижина стояла на вершине холма, посреди — зеленого леса, который, казалось, бесконечно тянулся под ясным синим небом. Огромные сосны величаво вздымались, словно череда часовых, и рядом с этими великанами хижина казалась совсем крохотной. На деле, конечно, было не так. Подойдя ближе, путники убедились, что размеры этого строения вполне внушительны. Перед домом была сложена высокая поленница, а из трубы поднимался уютный дымок. Рядом с дверью сушилась растянутая шкура, а в большом очаге еще дымились угли, и вертел, установленный над ним, был испачкан жиром недавно жарившегося здесь мяса.

— Мы в лесу Арбор, — задумчиво проговорил Келль, озираясь по сторонам. — На юге Орлея. Опасный край. Во всяком случае, жить в этих местах нелегко.

Дункан оживился, поднял голову.

— Опасный? — с интересом переспросил он. — Здесь водятся хищники?

— Нет. Дриады.

— Кто бы ни жил в этой хижине, дела у него явно идут неплохо, — заметил Мэрик. — И кстати, там кто-то есть.

Он указал пальцем, на боковую стену, возле которой голый по пояс мужчинах с коротко остриженными темными волосами и бородкой деловито рубил дрова на большом пне. Путники двинулись вверх по утоптанной тропе, прислушиваясь к размеренному стуку топора, который разносился на всю округу. С ближайшего дерева сорвалась стая ворон и с оглушительным карканьем растаяла в небе.

Стук топора оборвался.

Подойдя к хижине, путники обнаружили, что темноволосый мужчина бросил работу и настороженно смотрит на них, сжимая в руке топор. Он еще не успел отдышаться, и его голый торс лоснился от пота. На вновь прибывших он смотрел, как смотрят на стаю бродячих псов, не зная, набросятся ли они или трусливо удерут. Что было у него на уме — неизвестно, но вслух он не произнес ни слова. Мэрик не сразу сообразил, что знает этого человека.

— Жюльен! — потрясенно воскликнул Дункан.

Воин прищурился:

— Мы знакомы?

— Конечно! — живо отозвался Дункан. — Мы…

— Друзья Николаса, — перебил Келль и прижал ладонь к груди Дункана, не давая ему броситься вперед.

Паренек на мгновение растерялся, но потом до него дошло, почему охотник так поступил. Это был не Жюльен. Это не мог быть Жюльен. Жюльен мертв.

— Что-то не верится, — отозвался воин, приподняв топор чуть выше. — Никто, даже мои родственники, не знает, что мы поселились здесь. Вы не похожи на заурядных бандитов, которые иногда посещают нас, но я скажу вам то же, что в последний раз говорил незваным гостям: убирайтесь или пеняйте на себя.

— Уверяю тебя, — сказал Мэрик, — мы не бандиты.

— Тогда кто же вы?

— Это будет проще объяснить, когда мы поговорим с Николасом.

Жюльен смерил их настороженным взглядом. Оглядев всех троих по очереди, он наконец опустил топор. Сделано это было без особой охоты и только потому, что их оружие оставалось в ножнах.

— Посмотрим, — бросил он и, размахнувшись, вогнал топор в пень, двинулся к хижине и, сдернув на ходу с верха поленницы влажную от пота рубашку, перекинул ее через плечо.

Внутренности хижины занимала одна-единственная комната, и по многим признакам было видно, что живут здесь довольно давно. Самой приметной деталью в обстановке комнаты был большой, сложенный из камней очаг. Перед ним располагались два потертых кресла, а вокруг на полу стояли несколько винных бутылок. Книжный шкаф был битком набит запыленными фолиантами, на столе, который стоял рядом со шкафом, располагались стопки бумаг, несколько скомканных листов и золотой, искусной работы чернильный прибор. В кухне вокруг плиты валялись чугунные котелки и тарелки, а дальше находилась единственная в комнате постель — широкое ложе, покрытое несколькими медвежьими шкурами.