Калужский вариант - Александр Ильич Левиков

себя в подъезде, соберешь — бензинчик мы тебе подбросим, зато быстрее же, чем на лошади! Такое, брат, сравнение. Делать-то все самим, самим... Потом оно и лучше, быстрее, а пока...

Мы перешли из столовой в домашний кабинет Ивана Михайловича, где рядом с книгами стояли не магазинного толка сувениры — подарки других директоров, вероятно. У меня самого есть кое-что в этом роде, и страсть к такому собирательству понимаю. Над журнальным столиком висела акварелька, пейзаж горного ущелья с ручьем. Мелькнула мысль: не отсюда ли притча?

— Значит, нужно сначала инженеров разбудить. В их работе будет много перемен, не загорятся — жди тихого саботажа, это страшно. Худо ли бедно, но сейчас ему все понятно, накатано. А надо вроде бы куда-то из насиженной квартиры срываться. Хватай вещи, пакуй, грузи на горб, тащи — а куда? Там, говорят, видно будет, в пути подберем тебе квартиру еще лучше. Он не верит, не хочет паковаться. Как его заставить поверить? А рабочие? Ты думаешь, рабочие все, как один, сомкнутыми рядами «за»? Ошибаешься, дорогой. С высокими разрядами, те, что выгодную работу подгребают, зарплату держат, с мастером язык находят, — эти не очень-то разбежались! На индивидуальной сдельщине такой может заработать больше. Бесспорно. И как его уговорить в «колхоз»? В бригаде он, если возьмется, мальцов подучит, все скопом налягут, и на круг выйдет не меньше — можно так объяснять. Наверное, это правильно. Но для него еще не факт, он тебе на слово должен поверить. Надо ходить и убеждать. И не врать, что он ничего не потеряет поначалу. Не врать! Соврешь — все рухнет к чертям, дискредитируешь себя в глазах рабочих, ни в чем больше не поверят. Не врать! Вначале он потеряет. Да и не в нем одном дело. Многие боятся: сейчас, они знают, заработок зависит от тебя самого, а будет зависеть от товарищей по бригаде. Страх, барьер психологический: как деньги делить, будет ли по совести, по справедливости?.. Надо ребят найти пошустрее, молодых, умелых, распалить их, двинуть в бригадиры в обход, может быть, «королям» некоронованным, власть им дать, чтобы вкус почувствовали. Права бригады строжайше соблюдать — это самая суть, советы бригадиров организовывать, и тоже не бесправные... да, хорошо, я признаю, но не просто. На сборке мы делали, там проще. А вот шаг следующий...

Кого убеждал он? Меня? Вряд ли. Своих «стеной стоящих» цеховых начальников и мастеров? Или все еще самого себя?

Прощались поздно. У меня самолет был в ноль с минутами. В дверях постояли, помялись, ощущая недосказанность. Когда-то я написал о нем очерк, тогда молодом, остро мыслящем начальнике цеха, перспективном, как говорил его директор, давно вышедший на пенсию. С тех пор не потерялись, встречаемся, если доводится ему быть в Москве или мне на Волге. Седовласый, высокий, худой, сунул руку откуда-то со своего «чердака».

— Ну, будь здоров.

— Желаю успехов, лежачий камень!

Усмехнулся:

— Чтобы песок сыпался быстрее?

— Чтобы ручью дорогу не загораживал, — ответил в тон. — А то, смотри, побежит стороной...

Крикнул, перекинувшись через перила, когда я уже спустился на два марша: «Не отпущу этого дурачка, не волнуйся». Я понял: любит он своего максималиста, не отпустит. Ох как нужен ему сейчас, Ивану Михайловичу, этот отчаянный парень, больше чем когда бы то ни было! Но разгонять он не будет — тоже понял. На «революцию» Иван Михайлович не пойдет. Будет еще думать.

«Думал камень сто или тысячу лет, сколько прошло — он не знал».

С детства я слышал — под лежачий камень вода не течет, новости тут мне Иван Михайлович не открыл, но суть его притчи иная. Под камень-то не потечет, но и на месте не остановится, отыщет обходный путь, прожурчит мимо. Понял я твой намек, Иван Михайлович, понял: превратившись в камень, не надейся задержать поток!

После памятного этого разговора я почти сразу же уехал в Калугу, потом путешествовал в других местах, но сомнения Ивана Михайловича, как и притчи, рассказанные им, не выходили у меня из головы. До сих пор задумываюсь над ними. На работе ли, в пути, дома — вдруг поймаешь себя на мысли: а не раскачиваешься ли ты и сам на безжалостных качелях между жаждой самостоятельности и боязнью инициативы?

«Кто не рискует, тот не казак» — подбадривает давняя поговорка, но тотчас же возникает в памяти изречение сравнительно новое: «Инициатива наказуема».

...мах качелей...

«Смелость города берет!» — вроде бы готов к решительным действиям, но противно-услужливый голос уже нашептывает: «Не высовывайся».

...мах качелей...

«Кто хочет, тот добьется». — «Что, мне больше других надо?!»

...мах качелей...

В каждом из нас, наверное, будь то конструктор, писатель или директор, живет свой «внутренний редактор». «Проявишь инициативу, а тебе за это же по шее», — поучает он доброго и честного человека, фронтовика, бухгалтера из кинофильма «Белорусский вокзал».

Есть он, признаюсь, и у меня. Мы неразлучны. Он сопутствует мне в командировках, он рядом, когда я работаю. Я не сяду писать, не посоветовавшись с ним. Но если тема острая, если проблема сложная, он говорит мне: «Не наивничай, только неприятности наживешь, разве такое пройдет?» Однако я стал замечать: пророчества его все чаще не оправдываются. Кляну минуты, когда признавал его трезвые нашептывания и ничего, кроме заголовка, не выходило на листе, заправленном в мою пишущую машинку.

Ведомы ли и вам, читатель, эти сомнения?

«Решитесь, посмейте, прислушайтесь к сердцу и с трусостью сладьте!..» — умолял всех нас поэт. Но «внутренний редактор» был начеку, и другой поэт констатировал, с сожалением: «Мы столько убили в себе, не родивши...» А третий предупреждал о бессмысленности такой жертвы, ибо всегда найдется отважный: «...И там, где я перо бросал: «Не стоит...» — он скажет: «Стоит!» — и возьмет перо».

«Внутренний редактор», ограничивая нашу профессиональную, творческую и гражданскую самостоятельность, всякий раз хватает нас за руку, когда хочется проверить в лаборатории мысли нестандартный взгляд на вещи. Но еще Норберт Винер, «отец кибернетики», говорил, что если мы будем придерживаться всех существующих табу, то, возможно, приобретем громкую славу трезво мыслящих людей, но увы, очень мало сделаем для дальнейшего прогресса.

Я часто встречаюсь с людьми промышленности, и мне хорошо знаком «стон» хозяйственника: «зажали», «мелочная опека», «вяжут по рукам», «на короткой привязи»... Но часто у тех же людей наблюдаю я стремление каждый свой чих «согласовать», «завизировать», «утвердить», «застолбить», «обговорить» с лицом вышестоящим.

...мах качелей...

Я открываю книги ушедших моих друзей, талантливых публицистов, положивших так много