Собрание сочинений в десяти томах. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский

— Конечно, я осталась бы, если б хотела, но ты знаешь, Виктор, что мне пришлось бы опять поплатиться за это здоровьем… я не имею сил беспрестанно вести подобную борьбу…

Дельрио, не говоря ни слова, пожал плечами, подал жене руку и вместе с нею вышел в салон.

Президент встретил полковницу с самой предупредительной вежливостью, с улыбкой любезника старой школы и с комплиментами, придуманными собственно к теперешним обстоятельствам. Полковница при всей вежливости не умела слишком хорошо владеть собою и была довольно холодна, а полковник до такой степени был расстроен, что уже не чувствовал охоты ни к остротам, ни к шуткам. Дети, со своей стороны, всеми силами старались сблизить между собою этих людей, навеки разделенных непримиримой враждой. Анна ловила на лету каждое острое слово, чтобы усладить и смягчить его каким-нибудь собственным прибавлением. Несмотря на все это, карлинское общество, сколько раз ни собиралось в салоне вместе, всегда выказывало принужденность, холодность и беспокойство и, казалось, только ждало минуты свободы и разлуки друг с другом, всем, не исключая и президента, трудно было долгое время находиться вместе… После короткого разговора все расходились в разные комнаты с чувствами внутренней тяжести и гнета, с проклятиями друг другу или с подавляемыми слезами, дабы вражий глаз не заметил их.

Такие отношения членов родного семейства чрезвычайно огорчали Юлиана и Анну. Правда, они ни разу не высказывали друг другу, как страдают от этого, но часто один взгляд объяснял все, происходившее в их сердце. Анна менее чувствовала каждую острую фразу в разговоре между окружающими родными, потому что, обрекши себя на безграничное самоотвержение, она с восторгом мученицы исполняла свое назначение ангела милосердия, мира и утешения, но более слабый и более ценивший спокойствие Юлиан чрезмерно огорчался отношениями родных и должен был все это в то же время таить в глубине сердца.

Описывая жителей Карлина, мы не упомянули еще об одном существе, по-видимому, занимавшем там небольшое место, но в ежедневной жизни Юлиана и Анны игравшем весьма важную роль. В том году, когда родилась Анна, эконом одного из карлинских фольварков женился на горничной жены Хорунжича. Супруги жили очень короткое время: бедная мать, родив дочь, тотчас умерла, а через несколько месяцев умер и отец, страстно любивший жену свою. Карлинские из сострадания взяли ребенка в свой дом и занялись его воспитанием. Они вовсе не думали много заботиться о сироте и воспитывали ее так, как поступают с воспитанницами подобного рода, предоставляя их с самого детства прихотям всех слуг, пока наконец они сами не добьются более независимой службы. И, может быть, маленькая Аполлония осталась бы в совершенном пренебрежении, если бы чрезвычайная живость, быстрота ума, хорошенькое личико и невыразимая кротость характера не сделали ее в молодых еще летах любимицей пана и пани. Господа любовались хорошенькой Полей — так сократили ее имя домашние, позволяли ей играть с Анной, которая также всей душой привязалась к ней, и сиротка в скором времени перешла из девичьей в барские комнаты, а когда наступило время воспитания хозяйской дочери, Поля, являясь неразлучной ее подругой, получила прекрасное образование и узнала столько же, а может быть, и больше, чем первая.

Правда, не один раз говорили, что для такой бедной и низкого происхождения девочки блистательные таланты и высшие науки были излишни и на будущее время не только не обещали никакой пользы, но могли даже повредить ее карьере. Но так как, с одной стороны, одаренная чрезвычайными способностями Поля охотно перенимала все, а, с другой, Анне уже трудно было расстаться с нею, то и решили, что, сделавшись впоследствии гувернанткой, сирота может обеспечить свое положение. Таким образом, Поля осталась с Анной и сделалась в полном смысле восхитительной девушкой, так что по ее лицу, обхождению и разговору уже никто не узнал бы ее происхождения.

Равным образом и природа очень щедра была для этого ребенка, почти в одно время потерявшего отца, мать и будущность. Поля была в своем роде прелестное существо. Маленькая ростом, стройная, точно куколка, проворная, веселая, со светло-русыми волосами золотистого отлива, с прекрасными голубыми и всегда увлажненными слезою глазами, с овальным свежим и оживленным личиком, она восхищала всех, кто только видел ее. Остроумная нередко до злости, но при этом одаренная добрейшим и страстным сердцем, Поля своими взглядами, жестами, разговором и улыбкой обнаруживала пылкие чувства и как будто искала только предмета, чтобы воспламениться всей силой неугасимой страсти. В ее личике не заключалось ничего аристократического, но это был чисто славянский тип в одном из прелестнейших своих проявлений. Глаза, говорившие прямо душе и почти всегда наполненные слезами даже во время улыбки, уста, прелестно выгнутые, розовые, точно два лепестка цветка и немного оттененные страстью, носик правильный и чуть-чуть вздернутый, овал довольно круглый и с самыми изящными чертами, напоминавшими лица ангелов и детей, вдобавок ножка, ручка, талия, локоны — все это было гармонически прекрасно и в совокупности составляло такое целое, что при нем угасали даже более красивые, но не так счастливо сложенные женщины. При столь привлекательной наружности, сколько заключалось в Поле хороших свойств, возвышавших ее прелесть! Какая была в ней доброта сердца, ничем не украшаемая и наивно обнаруживающаяся! Сколько теплоты в душе! Сколько восторга и остроумия, как чудно отражались в ней в одно время меланхолия и веселость!

Впечатлительная, как листок мимозы, Поля ничего не умела скрыть в себе, любила страстно, ненавидела смертельно, каждую мысль и чувство обнаруживала против воли и с благородной искренностью, считая последнюю как бы священнейшим для себя долгом.

Поля была неразлучной подругой Анны. Уже давно ей следовало изыскивать собственное пропитание и трудиться для будущности, даже представлялись очень выгодные места, но подруги не могли расстаться, и Поля охотно посвятила себя панне Анне, способствовавшей ее высокому образованию. Одна из них, можно сказать, восполняла другую, одна другую поддерживала. Что бы стала делать Анна одна? Где Поле могло быть лучше, чем тут? Где бы она жила, как в родительском доме? Живость сироты, ее веселость, истинная или притворная, натуральная или восторженная, отгоняли от Анны печаль и меланхолию, в которую так легко она могла впасть.

Из разговора Юлиана с Алексеем мы уже видели, что молодой Карлинский всю жизнь мечтал именно о таком идеале женщины, какой судьба поставила рядом с ним. Природа, везде восполняющаяся контрастами, возбудила в нем стремление к существу, как можно менее аристократическому, но полному сил и кипучей жизни… Для него Поля была