Игры на свежем воздухе - Павел Васильевич Крусанов

Пётр Алексеевич думал: «Надо же, а я, дубина, препираюсь». Однажды в похожей ситуации он даже в сердцах назвал Полину овцой. Зря – не стоило. В ответ она принялась доказывать свою умственную состоятельность путём такой головокружительной истерики, что в доме были подчистую истрачены все носовые платки и салфетки. Её утешение стоило Петру Алексеевичу впоследствии многих мелких унижений.

После завтрака Цукатов ощипал и выпотрошил селезня, а внутренности заспиртовал в научных целях. Потом все втроём отправились к Оршанке – Пётр Алексеевич плохо знал края (совсем не знал), где находились деревня Болокóво и мост, на котором ему предстояло встречать профессора, поэтому, чтобы гость не заплутал на лесных дорогах (бóльшую часть из них не видел ни один навигатор), Пал Палыч сел в машину проводником.

День – нежданно для конца октября – выдался ясный и безветренный, солнце грело не по сезону, словно невзначай вернулось бабье лето, да и небо отдавало какой-то вовсе не осенней, а летней синевой, глубину которой оттеняли белые помпоны облаков. Не доезжая до Мештока – рукой подать от Новоржева, – остановились у моста, надули лодку и спустили на воду. Брос устроился на корме, в ногах хозяина, Цукатов положил на колени ружьё и взялся за вёсла. Два местных рыбака, в комичной симметрии застывшие с удочками по разным берегам Оршанки, бесстрастно наблюдали за происходящим.

Профессор отчалил и не спеша повёл резинку кормой вперёд вниз по течению. Пётр Алексеевич сел за руль цукатовской «сузучки», Пал Палыч устроился рядом, на пассажирском сиденье.

– Давайте впярёд, Пётр Ляксеич, – скомандовал Пал Палыч. – За Мештоком скажу, где свернуть.

Миновали деревню с расположившейся в ней лесопилкой, обставленной штабелями белых досок, и вскоре съехали на грунтовый отворот. Лес был красивый, медноствольный, боровой, и в этом игольчатом, выстеленном мхами и белым ягелем пригожестве случилось небывалое – перепутал теснимые подступающими кустами и молодыми соснами дороги и сбился с пути непогрешимый Пал Палыч. Но ничего – быстро сообразил и исправил промах, так что кружили и блуждали по усыпанным хвоей просёлкам не долго.

Переехав старый, советских времён бетонный мост, встали на краю грунтовки. Забор последнего участка в Болоково выходил к реке и метров на двадцать тянулся вдоль берега, очерчивая хозяйские владения. Противоположный берег густо зарос лозой, но ниже, прямо за мостом, располагался удобный спуск к воде – там можно было причалить и вытащить лодку.

Пал Палыч и Пётр Алексеевич вышли на мост и склонились к бегущей воде, положив локти на железные перила. Оршанка в этом месте была неглубока; прямо под ними со дна торчал валун, и вода хлопотливо журчала, налетая на камень и завиваясь вьюнами. В чуть коричневатой речной струе на фоне песчаного дна грациозно змеились косы водорослей и ходили стайки мальков, время от времени распугиваемые проплывающей крупной рыбой.

– Вон густера пошла. – Пал Палыч указал на двух внушительных рыбин с тёмными спинами, возникших в просвете между водорослями и взблескивающих в солнечном луче широкими серебряными боками – рыбины недолго постояли на месте, без усилий сопротивляясь течению, после чего, помавая плавниками, не спеша скрылись из виду.

Пётр Алексеевич расстегнул куртку-распятнёнку – погода позволяла.

– Что же у вас с больницами такой бардак? – задал он давно висевший на языке вопрос. – Местной власти дела нет?

– А какое ей дело? – удивился Пал Палыч. – Больницы – это ня про нашу власть. Это фядеральная линия – на укрупнение. В Новоржеве больницу скоро вовсе закроют – будем за тридцать километров в Пушгоры мотаться. Хирургию сократили уже, следом и остальное подрежут.

Пал Палыч колупнул ногтем ржавый нарост на перилах, похожий на присохший прелый лист, и повернул к Петру Алексеевичу выдающийся, как у достославного – поклон Ростану – забияки Сирано, нос.

– А хоть бы и на нас повесили больницы эти – толку что? Денег область ня дает – как тут крутиться? – Пал Палыч заломил брови домиком. – Что, Пётр Ляксеич, говорить – у нас власть по понятиям. Их проблема в чём? Президент крышует губернатора, губернатор по каждому району крышует корешка богатого, конкретно в нашем – Кескиева, у того своё охотхозяйство и база в Соболицах, Кескиев приглядывает за главой района нашим. Наверх докладывает: глава района никуда ня лезет, у нас всё хорошо, выпить надо – приезжай, выпьем. Понимаете? – Пал Палыч в вопросительном жесте протянул перед собой крепкую крестьянскую ладонь. – Губернатору надо, чтобы глава района правильные показатели на выборах давал – за это подбрасывает копейки. А няправильные будут показатели – без денег оставит. И с этих рельсов – никуда. Поэтому все в районной администрации клоуны. И депутаты районные – клоуны. Кто лизоблюд, тот – к Кескиеву или к главе района. А тем людя́м, у кого душа болит за город, за район – тем некуда. Тот на хер тут ня нужен.

Внезапно из-за поворота реки вылетели две кряквы и, пройдя в дюжине метров над мостом, спланировали в лозовые заросли чуть ниже по течению – в кустах, должно быть, скрывалась не видная с моста старица (здесь говорили «мочило», именуя так любой небольшой водоём – пруд, озерцо, залитую водой канаву).

– Ня наш ли спугнул? – предположил Пал Палыч. – Надо ружьё взять – прямо под выстрел шли.

– Деревня рядом, – усомнился Пётр Алексеевич. – Нехорошо.

– А ничего, – заверил Пал Палыч. – Свой мужик ня осудит.

Пошли к машине, достали с заднего сиденья и расчехлили ружья. Пётр Алексеевич вложил в стволы два патрона с пятёркой, однако подпоясываться патронташем не стал, просто бросил ещё пару патронов в карман куртки.

Солнце, уже давно перекатившись на западный небосклон, по-прежнему ласково пригревало землю. Позванивали птицы. Воздух был тих и недвижим, лишь лёгкие колебания осеннего эфира, как сонное дыхание, шевелили травы и склонённые к воде ивовые ветви. Вода, журча, точила камень.

Ружья не пригодились – утки взлетали пару раз, но ниже по течению и далеко, выстрелом не взять. Через какое-то время из-за поворота показалась зелёная резинка с сидящим вперёд лицом и гребущим от кормы (табанил) Цукатовым – над тугим бортом торчали крапчатая морда и чёрные уши-лопухи Броса.

Пал Палыч отправился с моста вниз, к спуску, – показывать, где лучше профессору причалить. Пётр Алексеевич остался на месте и, склонившись над перилами, ожидал, когда подойдёт лодка, чтобы сверху разглядеть лежащую у ног Цукатова добычу.

Добыча оказалась необычной: три утки странного вида, каких ни Пал Палыч, ни Пётр Алексеевич прежде здесь никогда не видели. Крупные, массивней кряквы, с продолговатым телом и стройной шеей, одна – вся чёрная, отливающая