Медаль за город Вашингтон - Александр Михайловский

На следующее утро мы вышли из Виллистона, лишь только небо чуть посветлело. Но, не доходя до Эйкена, мы услышали первые разрывы, а затем небо окрасилось заревом. Беспилотник показал нам четыре батареи, которые методично, раз в минуту, выплевывали очередной залп в сторону Эйкена. Сам же город представлял собой одно огромное пожарище. Кое-где метались люди, но намного больше с помощью беспилотника мы обнаружили трупов. Большинство из убитых были женщины.

«Эх, – подумал я, – зря мы вчера остановились на ночь…»

Надо было срочно прекратить это безобразие. Я приказал сформировать летучий отряд. С платформ сгрузили брички, которые югороссы называли тачанками. В них впрягли лошадей и установили АГСы и пулеметы. Прикрывать тачанки должны были конные волонтеры. Мы заранее готовились к разгрузке и погрузке в чистом поле, и потому все заняло не более получаса.

Потом на рысях летучий отряд направился к батареям, которые продолжали расстреливать беззащитный город. С помощью кружившего в небе беспилотника мы с Форрестом наблюдали за всем происходящим. Генерал, для которого тактика боевых действий югороссов была в новинку, лишь качал головой и одобрительно покрякивал.

Первыми к батареям янки поскакали тачанки. С некоторых из них сняли пулеметы и установили гранатометы, которые с расстояния версты открыли огонь по огневым позициям северян. Югороссы стреляли хорошо – они почти сразу накрыли орудия и артиллеристов. Те, не ожидая нападения с тыла, в панике бросились прочь. Потом на одной из батарей прогремел взрыв – одна из гранат угодила в зарядный ящик орудия. Батареи янки замолчали.

– Алекс, – генерал Форрест оторвался от созерцания разгрома вражеской артиллерии, – ты не забыл, что тот негр говорил о четырех вагонах для лошадей, которые были в составе поезда? Имей в виду, что твой отряд, так лихо расправившийся с артиллерией янки, могут атаковать в конном строю. Я думаю, что тот мерзавец-подполковник наверняка отправит все свои силы, для того чтобы выручить брошенные артиллеристами орудия.

– Нейт, я все помню. Вместе с гранатометами я отправил на тачанках три пулемета. Этого вполне достаточно, чтобы отразить атаку кавалерии. А по пехоте отработают гранатометы – думаю, что даже лучшие части северян не выдержат их огня.

Посмотри – ты оказался прав. Видишь отряд кавалеристов в синих мундирах? Их примерно сабель пятьдесят. Сейчас наши парни покажут, на что они способны.

И действительно, пулеметчики, подпустив вражеских всадников поближе, открыли по ним меткий огонь. В течение минуты янки потеряли половину своей кавалерии, а уцелевшие развернули коней и обратились в бегство. Что же касается пехоты, то она, увидев, что произошло с кавалерией, сначала остановилась, а потом начала отходить.

– Алекс, – воскликнул генерал Форрест, – это полный разгром! Думаю, что мы теперь легко захватим Эйкен. Или то, что от него осталось… – генерал печально посмотрел на гибнувший в огне город.

Выгрузив из вагонов основные силы, мы, действительно, безо всякого сопротивления вошли в пылающий город. По дороге мы захватили несколько десятков пленных. Артиллеристов и тех, у кого в ранцах и мешках были найдены вещи, отобранные у местных жителей, генерал Форрест приказал после короткого допроса повесить. Мне, конечно, все это не пришлось по душе, но, видя, во что янки превратили мирный город и как они обошлись с его населением, я промолчал.

Наши солдаты пытались помочь несчастным людям в их борьбе с огнем. Но у нас не было даже воды. Я помню, как капитан Стюарт и еще двое других уроженцев Эйкена, надеясь, что их родные и близкие уцелели, бродили среди пылающих жилищ. Но увы, выжили очень немногие, зато в полусгоревшем сарае наши ребята нашли подполковника Сэмюэла Уокера, командовавшего операцией по уничтожению города.

Когда его привели к нам, Форрест процедил:

– Тебя надо было бы повесить в первую очередь.

– Не надо! Не надо! Я все расскажу!

Оказалось, что Эйкен был только началом – сразу после уничтожения города артиллерия должна была отбыть по железной дороге в близлежащую Огасту, по ту сторону границы с Джорджией. Ей была уготовлена та же участь, что и Эйкену. Но в Огасте уже находились один цветной батальон и кавалерийский эскадрон, поэтому частям Уокера было предписано возвращаться по железной дороге в Колумбию сразу после освобождения города.

– А почему в Колумбию?

– В самом городе остались лишь штаб генерала Шермана и рота 77-го Цветного полка. Все остальные силы находятся в Оранжбурге в ожидании удара генерала Форреста. Поэтому нам приказано вернуться в Колумбию как можно скорее. Поезд уже на вокзале.

Действительно, район вокзала Эйкена сохранился практически полностью, равно как и железнодорожные пути – по этим районам янки специально не стреляли. Когда Уокера увели, я сказал Форресту:

– Нейт, давай разделимся. Ты иди на Огасту, а я – на Колумбию, на поезде подполковника. Очень уж мне хочется поближе познакомиться с милым генералом Шерманом. А атаки с запада они не ожидают, тем более если мы пойдем под флагом янки. И не кривись ты так – это даст нам возможность проникнуть в город.

– А как вы найдете штаб Шермана?

– Элементарно: Уокер указал его на карте. Тем более, уроженцы Колумбии у меня есть, не заблудимся. Конечно, самого Шермана там, наверное, не окажется, но мы свяжемся с ополченцами в лесу Конгари и ударим по янки с севера одновременно с частями из Риджвилла.

– А как ты с ними свяжешься? Прости, забыл про вашу русскую радиосвязь…

– Именно так, Нейт.

Генерал зло сплюнул и сказал:

– Ладно, Алекс, уговорил. Я только прошу тебя – возьми этого гада живым, если сможешь. Надо нам будет устроить трибунал вроде дублинского. Этот мерзавец Шерман – первый кандидат на виселицу.

2 сентября (21 августа) 1878 года. Трентон, Капитолий штата Нью-Джерси

Кроуэлл Марш, представитель графства Мерсер в Сенате Нью-Джерси

– Джентльмены, – лицо сенатора Ладлоу было весьма озабоченным. – Прошу простить меня за то, что пришлось вызвать вас менее чем через сутки после нашего последнего заседания. Но из Вашингтона пришли весьма неоднозначные новости. Как вам, возможно, уже известно, вчера округ Колумбия был захвачен армией Северного Мэриленда при поддержке армии Конфедерации, а также югороссов.

В зале заседаний воцарилась гробовая тишина. Для меня – да и, полагаю, для многих других – это было новостью. Ведь связи с Вашингтоном практически не было, кроме как по телеграфу, – но ни в одной газете никаких сведений об этом не было. Впрочем, кто-то рассказывал, что газеты подвергаются строжайшей цензуре и что в Нью-Йорке арестовали редактора и рассыпали набор очередного номера «The New York Sun» только за то, что тот захотел напечатать статью какого-то своего корреспондента, посланного на Бермуды к югороссам. Но никаких подробностей мне известно не было.

Первым опомнился полковник Сьюэлл:

– Мистер президент Сената, скажите, а почему вы сказали, что новости неоднозначные?