Сердце бога - Анна и Сергей Литвиновы

– Кстати, этот твой Иноземцев, – панибратски наклонился к нему Варчиков, – он не начал еще выбалтывать своей полюбовнице государственные тайны?

– Никак нет, товарищ подполковник. Я уверен, что нет.

– А я совсем НЕ уверен. Иноземцев имеет первую форму допуска. Он по службе владеет совершенно секретной информацией особой важности. А если он уже завербован Стоичковой? И перед ним поставили задачу добывать не только те сведения, к которым он допущен по роду службы, но и другие данные? И он начал против нас работать? Да и без вербовки он болгарке мог столько всего в постельке выболтать – закачаешься. Считаю, надо немедленно брать их обоих, Иноземцева и Стоичкову, чтобы пресечь возможный канал утечки. И устраивать процесс по измене Родине – закрытый или открытый, тут как партия решит. С последующим самым суровым приговором. Чтобы прочим неповадно было.

– Подождите, подполковник, – сделал отметающий жест председательствующий. – Давайте дослушаем Вилена Витальевича. У него, по-моему, имеется дополнение.

– Я лично знаю Владислава Иноземцева свыше семи лет, – продолжил Кудимов чуть более горячо, чем хотел, и постарался успокоиться. – И я уверен, что он не мог начать, даже невольно, работать на противника. Владик – такой парень, – вдруг сказал он совсем неформально, – что никогда никого не предаст. Тем более нашу Советскую Родину. И я за него ручаюсь.

– Головой ручаетесь? – вдруг спросил Александр Федосеевич.

– Головой, – без малейших колебаний выпалил Вилен.

– Ты, Кудимов, головой-то своей не разбрасывайся, – грубовато усмехнулся Варчиков. – Она самому тебе еще пригодится.

– Извините, я не закончил, – продолжил Вилен. – По-моему, разоблачить шпиона, который вовсе не шпион, а, будем называть вещи своими именами, лишь тюфяк и простак, связавшийся с иностранкой, плоско и скучно. Тем самым мы обрубим все концы – которые, по-моему, весьма перспективны. И я считаю, нам следует использовать ситуацию, чтобы начать игру со Стоичковой. Однако кандидатуру Иноземцева в качестве субъекта дальнейшей дезинформационной игры с противником я считаю слабой и потому негодной. Я предлагаю, ни в коем случае не раскрывая карты, тактично вывести его из операции – например, отправить в длительную командировку. В это время подставить болгарке источник, который полностью находится под нашим контролем, и через него снабжать противника дозированной дезинформацией. В качестве такого источника я предлагаю себя. Мне уже удалось войти в контакт со Стоичковой. Между нами начали складываться товарищеские, доверительные отношения. Я считаю свою кандидатуру наиболее подходящей для того, чтобы начать операцию.

– Что, на горяченькое потянуло, лейтенант? – осклабился Варчиков. – Хотите сменить друга в постельке у болгарки?

Реплика явно имела провокационный характер – вывести подчиненного из себя. Но Кудимов на провокацию не поддался, скрипнул зубами, но ответил совершенно спокойно:

– Мы встречались со Стоичковой несколько раз, в присутствии моей супруги, Валерии Федоровны Кудимовой, в девичестве Старостиной, – он не случайно упомянул девичью фамилию жены. Тесть, генерал Старостин, наверняка был известен Александру Федосеевичу как соратник в органах госбезопасности. Стоило о том напомнить, если Александр Федосеевич вдруг забыл. – Я полагаю, что под прикрытием товарищеских, а не интимных отношений нам вместе с супругой проще войти в доверие к Стоичковой, подставиться под вербовку, а впоследствии, будучи якобы завербованными, передавать главному противнику дезинформирующие материалы. Тем более что моя жена также является секретоносителем, она трудится в почтовом ящике номер *** и имеет допуск по первой форме секретности.

– Вы закончили, лейтенант? – спросил председательствующий. Вилен кивнул. – А вы что скажете, товарищ майор? – глянул он на болгарина. – Поддержит нас державна сигурност в нашей игре?

– Мы всегда поддерживаем действия наших советских братьев, – мило улыбнулся болгарин, – и лично ваши, Александр Федосеевич.

– Хм. А ваше мнение, подполковник? – развернулся руководитель в противоположную сторону.

– Классический вопрос: что предпочесть – синицу в руках или журавля в небе, а? – спросил Варчиков как бы самого себя. – Вам знакома такая поговорка, товарищ Пламен? – вдруг обратился он к представителю болгарского КГБ.

– Конечно, – улыбнулся тот.

– А кто не рискует, не пьет шампанское – такая известна? – Болгарин снова подтвердил. – Вот и я думаю. Активность, можно даже сказать, горячность моего молодого сотрудника начинает склонять меня к мысли: а может, и впрямь рискнуть? – Варчиков выжидательно уставился на председательствующего – он по ходу совещания с легкостью переменил свое первоначальное мнение, подладив его под угаданное желание начальства.

– Хорошо, – кивнул Александр Федосеевич. – Похвально, когда молодые сотрудники не боятся взять на себя ответственность, – он милостиво улыбнулся Вилену. – И столь уверены в своих институтских товарищах, что ручаются за них головой. Подведем итоги. Ваше предложение, Вилен Витальевич, спокойно, тихо и правдоподобно отвести от Стоичковой Иноземцева принимается. Товарищ подполковник, позаботьтесь, чтобы руководство «ящиком» отправило его в долгосрочную командировку и чтобы все происходящее выглядело максимально естественно. А что касается дезинформационной игры – я предложение товарища Кудимова поддерживаю и доложу о нем руководству. Однако окончательное решение должно приниматься на более высоком уровне. Тем не менее считаю, что может получиться интересная операция – как вы думаете, товарищи?

Декабрь 1960-го

Полигон Тюратам

(космодром Байконур)

Владик

С полигона Владик никому не писал. Марии было совершенно невозможно: иностранной гражданке? С совершенно секретного объекта? Легче прийти в особый отдел и самому на себя накатать заяву. Ни маме, ни Гале корреспондировать не хотелось. Да и о чем он мог им сообщить? О работе извещать было нельзя, о бытовых условиях тоже, и даже о погоде не рекомендовалось. Особисты режиму секретности посвящали отдельный инструктаж, а потом еще не раз напоминали о бдительности.

Впоследствии Иноземцев видел немало фильмов о Байконуре, документальных и художественных. И мало в каком чувствовалось то главное обстоятельство, которое характеризовало полигон, а именно: он был военным объектом. И все в нем вершили армейские. Они там являлись и чувствовали себя полноправными хозяевами. А гражданские специалисты вроде Владика считались гостями. Да, они воспринимались компетентными, умными, но – людьми со стороны. И только Королев – да-да, именно и только Королев, а не Келдыш, Глушко или Бармин – мог поставить себя на полигоне так, что даже военные слушались его, гражданского.

Владик, как и в мае, жил на так называемой второй площадке. Площадка находилась километрах в тридцати в глубь пустыни от военного городка (впоследствии города Ленинска, а теперь Байконура). Тогда городок все называли десятой площадкой, или объектом «Заря». Он был относительно цивилизованным, там имелись магазины, школы, дом офицеров и даже танцверанда. А вторая площадка, окруженная колючей проволокой, являлась отдельной воинской частью. Там стояли казармы для солдат, общежитие для неженатых офицеров, гостиница для заезжих специалистов. «Женатики» прибывали туда каждое утро из городка на мотовозе – подобии электрички, запряженной дизелем. Имелись на площадке четыре одноэтажных сборных домика – для самых важных гостей полигона. Там проживали Королев и другие птицы высшего полета, когда приезжали в Тюратам. Один из домиков звался «маршальским». Там обычно останавливался главком ракетных войск маршал Неделин, погибший двадцать четвертого октября. (Там же в ночь перед полетом переночуют Гагарин и Титов.) Тогда эти домики с их простой, если не сказать убогой, обстановкой казались верхом комфорта.