Чужое лицо - Эдуард Тополь

Галина прикатила на дачу прямо из парикмахерской «Чародейка». У нее было прекрасное настроение – Боже, какой прелестный день, какое солнце, какие серебряно-заснеженные леса вокруг, как замечательно змеится через лес замерзшая река, покрытая голубовато-сиреневым панцирем снега! И все это принадлежит ей! Действительно принадлежит! Она, ее отец, ее муж и еще несколько десятков таких семей – разве не они хозяева всей русской земли от Балтики до Охотского моря? Никакому Ротшильду, никакой дочке Онассиса не снились такие богатства и такая власть – над землей, над морями и реками, над армией, милицией и всем народом! Господи, как жаль, что ее сын не видит всего этого, не видит свою мать в новенькой «Волге» и новенькой шубке из голубых соболей, которую ей на день рождения подарили отец и муж.

Воспоминание о сыне укололо Галино сердце, но укололо неглубоко. Глупый мальчик!…

К пяти часам длинный праздничный, застеленный льняными скатертями стол был готов к приему гостей, но даже и не видя их, а лишь по одному виду этого стола можно было уверенно сказать, что за ним будут сидеть подлинные хозяева всего Советского Союза.

На столе еды было столько, сколько съесть нельзя. Только на закуску и на первую смену блюд здесь были поданы: грузинские сациви и сулугуни, сибирские куропатки в молдавском винном соусе, байкальский омуль и хариус, севанская форель, строганина из обской нельмы, запеченные в сметане ильменские карпы, каспийская селедка, волжские раки, таежная брусника, латвийский сыр, алтайская медвежатина и в двух отдельных ведерках – красная дальневосточная и черная астраханская икра. И лица гостей, которые к шести часам собирались с соседних дач или съехались из Москвы, тоже производили вполне внушительное впечатление. После смерти Суслова в правительстве и так называемых правительственных кругах не осталось, наконец, ни одного худого человека, чья худоба бросала бы тень на коммунистическое изобилие.

И тосты, которые звучали за этим столом: «За нашу Коммунистическую партию!», «За наше родное правительство!», «За нашу армию!» – эти тосты были не дежурными фразами: они действительно за свою партию, за свое правительство и за свою, охраняющую их благополучие армию…

Но главным номером ночной программы развлечений оказались не кулинарные изыски русской народной кухни, не хоровое пение «Все могут короли», не катание на русской тройке с бубенцами и даже не фильмы «Весь этот джаз» и «Глубокая глотка», а видеокассета американского телевизионного шоу, показанного всего неделю назад, 31 января, по американскому и европейскому телевидению в знак протеста против введения в Польше военного положения. Видеокассета с этим шоу пришла дипломатической почтой из Парижа уже 1 февраля, а еще за два дня хохмачи из киноотдела КГБ переозвучили речи Рейгана, Тэтчер, Шмидта, премьер-министров Бельгии, Норвегии, Португалии и Люксембурга голосами известных советских комиков – Аркадия Райкина, Тарапуньки и Штепселя, Шурова и Рыкунина. Таким образом, между песнями Фрэнка Синатры, Барбары Стрейзанд и другими номерами появились смешные до колик (особенно если смотреть в пьяном состоянии) выступления американского и других президентов и премьер-министров, которые на русском и украинском языках всячески славили Ярузельского и обливали помоями и русским матом Леха Валенсу… Копию этого «кинокапустника» привез в подарок имениннице Илья Андронов.

– Галочка, – сказал он, – можешь считать, что это тебе не столько от меня подарок, сколько от американского президента. Он потратил на это шоу полмиллиона долларов, но, я думаю, ты вполне стоишь такого подарка! А от меня ты получишь другой подарок, но чуть позже… – И он с аппетитом надкусил розовощекую краснодарскую грушу.

Ставинский увидел, что на груше остались розовые следы крови. «Пародонтоз, – тут же отметил он мысленно, – ослабление десен. Странно, пародонтоз бывает лишь у людей, ослабленных голоданием и отсутствием витаминов, или у тех, кто пренебрегает средствами гигиены…» Но этого по-партийному упитанного, широколицего, с выпирающим из-под импортного костюма животом сорокалетнего знатока Америки и Канады трудно было заподозрить в том, что его не учили чистить зубы, и уж тем более в том, что он плохо питается. Впрочем, вспомнил Ставинский из учебника медицины, пародонтоз бывает также у людей, наследственно предрасположенных к диабету. И, улучив момент во время общего разговора, он подошел к Илье Андронову и сказал:

– У одного моего приятеля была ваша болезнь – пародонтоз. Врачи кололи ему алоэ, и не помогало…

– И мне не помогает, – усмехнулся Илья. – Недавно в Мадриде пришлось даже прервать переговоры по Хельсинкскому соглашению и ехать в больницу – так прихватило! Это, конечно, попало в газеты – что у меня пародонтоз!…

– Потом врачи мучили его вакуумной терапией, – продолжал Ставинский с улыбкой.

– И меня мучают, – сказал Илья. – Отсасывают кровь чуть не каждую неделю, а толку никакого.

– А потом одна старуха посоветовала ему полоскать десны содовым раствором. Две чайные ложки соды на стакан теплой воды и держать эту бурду во рту минут по пятнадцать.

– И что? – заинтересовался Илья.

– И он забыл дорогу к врачам. Попробуйте хоть сейчас. Пошли со мной. – Он увел Илью на кухню, тут же сделал ему содовый раствор, и через пятнадцать минут удивленный Илья почувствовал, что ноющая боль в деснах действительно исчезла. Ставинский прекрасно знал, что так оно и произойдет – содовый раствор не лечит пародонтоз, но снимает боль в деснах.

– Слушай, ты волшебник! – сказал Илья Ставинскому, тут же переходя с ним на ты. – Я, между прочим, тоже сегодня приготовил вам сюрприз – тебе и твоей жене. Но сейчас не скажу. Позже.

К двум часам ночи, когда все гости были уже пьяны или полупьяны, Галя нашла своего мужа на веранде, в зимнем саду. Он о чем-то шептался там с капитаном Гущиным, начальником Управления военной разведки генералом Краснопольским и начальником Управления тюрем и лагерей генералом Богатыревым.

– Сережа, – позвала она мужа и, когда он подошел к ней, возбужденно зашептала ему на ухо: – Слушай, Илья Андронов предлагает прошвырнуться с ним в одно совершенно потрясающее место. Но только – совершенно секретно. Ты, я, Илья и его жена Люда. Тихо смойся от этих остолопов и жди меня в машине…

Через двадцать минут «мерседес» Ильи Андронова и белая «Волга» Юрышевых мчались по ночному зимнему шоссе на запад от Москвы. Мелькали спящие затемненные деревушки и освещенные стеклянно-бетонные будки милицейских постов. На сорок седьмом километре Можайского шоссе «мерседес», а за ним и «Волга» свернули на почти неприметное в стене придорожного леса ответвление дороги. И тут же, через двести метров этого лесного шоссе, «мерседес» уперся в шлагбаум контрольно-пропускного пункта. В темноте Галя и ее муж видели, как из КПП подошел к «мерседесу» капитан госбезопасности, с минуту поговорил с Ильей, а затем подошел к их «Волге», осветил фонариком их лица и всю кабину. Только после этого он махнул дежурящему у шлагбаума солдату: «Открывай!»

Таких проверок было еще четыре: две в лесу и две в полустепи, вблизи какого-то крохотного, но светящегося яркой рекламой городка. На всех четырех постах охрана узнавала сына главы КГБ и без проволочек пропускала его и его друзей.