Почтенное общество - Доминик Манотти

Легкий, энергетически емкий обед в очень тихой комнате, двадцатиминутный отдых в темном помещении и хороший массаж на целые полчаса.

В начале шестого Парис, Перейра и Куланж выходят из машины у дома Марсана, народу на улице почти нет. Перед домом какой-то тип в синем строительном комбинезоне курит, облокотившись о машину с логотипом строительной компании. Он, как и трое полицейских, не знает кода на входных дверях. Так что приходится несколько минут подождать, пока им не откроет сухонькая старушонка, которая чуть не кричит от страха, увидев перед собой столько народу: «Это все из-за этого проклятого лифта, который все время портится!»

Тем временем строительный рабочий скрывается в кабине своего грузовика.

Полицейские уже на третьем этаже, когда над их головами раздается механическое скрежетание. Внутри клетки лифта начинают вибрировать тросы, и вскоре перед ними проплывает вверх деревянная кабина с двумя повернувшимися к ним спиной рабочими в комбинезонах.

Площадка шестого этажа. Три квартиры. Первое побуждение — проверить фамилии над звонками. Но этого можно уже не делать, поскольку правая дверь открыта. Полицейские молча переглядываются — ясно, что им туда. Впрочем, это подтверждает и прикрепленная к косяку двери табличка «Марсан П.».

Первым формулирует общую мысль Куланж:

— Те двое в лифте! — И тут же бросается вниз по лестнице.

Парис же толкает приоткрытую дверь и входит в квартиру телевизионщика. Делает несколько шагов по коридору и подбородком показывает Перейре, чтобы тот контролировал спальню слева, потом останавливается на пороге гостиной. Пора осмотреть помещение.

Комната в более-менее приличном виде. Несколько пивных банок на низком столике, полная пепельница, сваленные шаткой грудой журналы. В углу под открытым окном — телевизор.

И шум города.

Справа диван под чехлом не первой свежести, на нем скомканная подушка и плед из грубой шерсти. Здесь кто-то спал. Напротив дивана буфет в деревенском стиле, заваленный книгами, DVD, всякой ерундой, там же стоят пепельницы, наполненные монетами, ключами, зажигалками, всякой ненужной мелочью. Есть и лампа, рядом с ней отвертка с ярко-красной ручкой, странно выбивающаяся по цвету среди всех этих выцветших предметов.

Парис отслеживает глазами, куда ведет электрический провод от лампы: он спускается вдоль буфета до розетки, находящейся прямо над плинтусом. Под розеткой на полу следы белой пыли. В других местах паркет относительно чистый, значит, розетку ставили недавно. Взгляд Париса поднимается к выключателю, его пластиковая крышка старого образца ввинчена в стену. Подходит к стене, осматривает головки винтов, потом — отвертку. Ею их и привинчивали.

— В спальне кто-то недавно ночевал. — Перейра вернулся.

— Здесь тоже. — Парис показывает отвертку. — И еще тут кое-что доделывали, — он указывает на отвертку, гипс, выключатель, — и тоже не так давно.

Влетает запыхавшийся Куланж:

— А грузовика этого курилки и след простыл. У вас что?

— Последние дни здесь обитали двое. Марсан и…

— Скоарнек?

— Они знают друг друга. Скоарнек по-прежнему в бегах, и вполне логично предположить, что Марсан был задействован в этом пресловутом «Гедеоне» с самого начала. Почему бы и нет?

В разговор вступает Куланж.

— Дебаты сегодня вечером, — напоминает он.

— Они попробуют что-то предпринять, несмотря на все, что произошло? — подает голос Перейра.

Парис в ответ пожимает плечами.

— Ты действительно думаешь, что те два парня из лифта были здесь?

Молчание.

— Кто это?

— Не знаю. Но нужно предупредить группу общей информации и поставить квартиру под наблюдение.

— И что ты собираешься говорить в прокуратуре? — Раздраженный тон Перейры выдает его беспокойство. — Напоминаю, дело у нас забрали.

— К убийству Субиза это не относится. Здесь другое дело. Совершенно очевидно, что мы узнали о готовящемся преступлении. Нужны срочные меры? Нет?

— Им это ни за что не переварить.

Парис посылает своему заместителю, который возводит глаза к небу, невинную улыбку, потом оборачивается к Куланжу:

— Найди мне Марсана. Выясни, работает ли он сегодня вечером и где. И осторожно, без паники. Лучше будет, чтобы он не знал, что мы на него вышли.

Парис достает мобильный телефон и, не глядя на Перейру, приказывает ему:

— Предупреди всех, пусть собираются здесь как можно быстрее. Я беру на себя научно-исследовательский отдел.

Дюмениль и Шнейдер вдвоем садятся на заднее сиденье машины, которая должна доставить их к месту записи. В предвкушении настоящей полемической борьбы Шнейдер потирает руки от радости:

— Во время обсуждения ты ничего не сказал по поводу ядерных программ. Мне показалось, тебе эта идея не очень нравится. Почему?

— Ты прав. Мне кажется, что не все так просто. Во-первых, потому, что вопрос очень сложен и его практически невозможно поднять, сохраняя при этом мир с экологами. Может, они и мало что решают в этих выборах, пока непонятно, но мы с тобой оба думаем, что будущее за ними. А с будущим не нужно ругаться. Вопрос о ядерных программах необходимо сначала обсудить с ними. Потом этот сговор Герен — ПРГ. Как часто бывает в подобных историях, много подозрений, но мало конкретики и доказательств.

— Доказательств в подобных делах никогда не бывает достаточно.

— Именно поэтому их так опасно трогать в разгар избирательной кампании. Как бы не сработал эффект бумеранга.

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты говоришь о его личных связях с Пико-Робер, он, конечно, извлечет на свет историю с семейной агрессией.

— Мирей забрала свое заявление.

— Забрала-то забрала, но любое заявление, даже отозванное, оставляет за собой след. И вся эта история вряд ли улучшит твой имидж.

Шнейдер несколько мгновений размышляет. Дюмениля он хорошо знает.

— Что еще?

— Еще? Я сегодня, когда проверял, что и как в студии записи, встретил Пату.

— И что? Да не тяни!

— Он сделал мне предложение, и абсолютно конкретное. Через месяц освобождается место президента Всемирного банка. Если ты не заговоришь нынче вечером о ядерных программах и если Герена выберут в воскресенье, он совершенно точно поддержит твою кандидатуру. Он может гарантировать тебе этот пост.

Шнейдер отворачивается, чтобы Дюмениль не мог прочесть на его лице удивление и боль. Но реагирует он тут же:

— И ты его слушал? Не послал куда подальше?

— Нет. Я ничего вообще ему не сказал.

— Мне кажется, что подобное предложение показывает, до какой степени Герен завязан с Пико-Робер.