Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - Марина Кравцова

– Господи, спаси его! – молилась государыня. – Не то все – в прах! Все старанья, все жертвы… Без него… Не сейчас, Господи! Возьми у меня несколько лет жизни, а его – помилуй!

Бог услышал ее – князь поправился, хотя отныне здоровье его было подорвано навсегда. Едва смог вставать, вновь самозабвенно втянулся в дела. Екатерина не знала покоя, ругала его в письмах, что себя не бережет…

А в Стамбуле Булгаков, опираясь на полученные от светлейшего инструкции, блестяще выполнил свою миссию. Как и предсказывал князь, Ошеров доставил пакет без приключений.

Несколько лет мира… Что может быть важнее?

…Много лет управляя Россией, государыня Екатерина не уставала изучать ее, не уставала познавать и удивляться.

Кто он, русский человек? Чем отличен от тех, с кем довелось родиться и вырасти до пятнадцати лет? Почему эта огромная, до сих пор непонятая многими страна – Россия – особняком, под постоянным гнетом жестоких испытаний?

Любовь пришла быстро. Любовь ее к России была сродни любви множества переселенцев из других стран, что при Петре, при дочери его Елизавете, при ней, Екатерине, обрели здесь вторую родину. И Екатерина знала, что эти же люди, окажись они волей судеб эмигрантами в другой стране, не смогли бы эту страну любить так, как полюбили Россию. Почему?

Екатерине мало было просто любить. Ей этого не доставало, она обязана была осознать. И осознание приходило мучительно и долго, через увлечение лукавой философией просветителей, через ужасы пугачевского бунта, через боль разочарования и уныние, через восхищение – до потрясения! – доблестью русских воинов, солдат, офицеров, генералов, и удивительным терпением народа… И пришло наконец это главное осознание – через древние летописи – сокровища монастырей, через русскую историю – великую, страшную, прекрасную…

Своему постоянному корреспонденту Гримму государыня Екатерина писала: «Я люблю эту историю до безумия». По приказу императрицы ей представляли летописи, и ничто не приносило Екатерине такого наслаждения, как погружение в них с головой. Сотни старинных рукописей составляли ее библиотеку. Она приходила к ним, как к лучшим друзьям. Они начинали говорить, журчать славянской речью, они оживляли перед царицей – не кровной, но духовной наследницей Романовых – прошлое страны, отданной ей Господом, влекли в глубь веков пылкое воображение и глубокий ум. Они все знали, обо всем рассуждали, все объясняли… Объясняли Русь, Россию… Царица видела, как жили, творили эту Русь – воевали, благословляли, молились – радонежский игумен Сергий, святой князь Александр, прозванный народом Невским, великий митрополит Московский – чудотворец Алексий… И государыне жадно хотелось донести до всех святой рассказ древних страниц, о которых мало уже помнили и думали. В конце концов талантливая писательница, она сама засядет за русскую историю. И это будет итогом ее жизни и царствования…

Отрываясь от летописей, государыня, с непреходящим горестным изумлением вновь и вновь замечала, что никому из ее окружения дела нет до старины родной земли. От легкомыслия, неверия, непонятливости? Лишь одному человеку полностью были созвучны ее думы, ее волнение, ее любовь – Потемкину. Как ни обожала она его, как хорошо ни понимала, но во многом даже для нее, самого близкого князю человека, он оставался загадкой. Загадкой, которую разгадывать было счастьем… Светлейший князь, превознесенный ею превыше всех ее подданных вельможа, был русским не только по рождению, но и по духу. Политик, генерал, художник, наизусть знавший богослужебные тексты, изучивший до тонкостей богословие, философию, историю – русскую и всемирную, военное дело, то же летописное русское наследие, античную и современную европейскую литературу, знавший несколько языков, в том числе и древние, – этот человек имел право выбирать: дело, любовь, идею – и выбрал. Выбрал Православие и Россию.

Екатерина не задумывалась, не он ли помог и ей сделать такой же духовный выбор? Но когда его не станет, она особо трепетно возьмется за изучение старины, «до которой, – как напишет она Гримму, – никому нет дела». Потемкину – было. И он не только изучал историю России – он творил ее…

Татарский Крым стал русской Тавридой. Ее хозяин отныне – Потемкин. Великолепный князь Тавриды… В 1783 году сбывается его мечта – начинается строительство черноморского флота.

Княжна Тараканова, утомленная и обеспокоенная все возрастающим вниманием итальянцев к себе, новым местом проживания избрала Вену, город Гайдна и Моцарта. Она спокойно жила здесь уже несколько лет, восхищаясь пышной, величавой красотой великолепной австрийской столицы. Жила она тихо и уединенно, еще более уединенно, чем в Италии, и уже подводила некий итог своей, в общем-то, странной жизни, хотя ей еще не было и сорока. И выводы не радовали Августу. Она не совершила особых грехов, но и истинно доброго не сделала ничего, все года отцвели пустоцветом… Чего ей хотелось? Она не знала. Замуж? Любви? Отдать любовь? Принять любовь? Уже довольно неясный образ Ошерова время от времени возникал в душе, но волновал ее все меньше и меньше. Нет, это – не ее… Но чего же тогда хочет от нее Господь?

Верный Марио покинул ради нее дорогую его сердцу Италию, и Августа была ему очень благодарна. Он остался ее единственным другом – тетушка Марья Дмитриевна умерла от жестокой простуды в первые годы по переезде в Вену. Перед смертью она просила отправить ее тело на Украину, желая покоиться в родной земле, что Августа и исполнила.

Жизнь в Австрии была скорее печальной. Тоска по России, по Украине обострялась с каждым годом, превращаясь почти в пытку. Августа по-прежнему живо интересовалась всем, что делается в мире, а особенно – в Отечестве. Потемкин стал ее кумиром. А читая в европейских газетах изливаемую на русских брань как на оккупантов Крыма, княжна Тараканова бледнела от злости.

– Им очень нравилось, когда дикие хищники разоряли Россию! Это приводило их в восторг! – кипя негодованием, делилась она своими чувствами с Марио. – А теперь, когда князь Потемкин вознамерился очеловечить этот край на благо самих же крымцев и ради безопасности своей земли, они все исходят яростью, через которую явно проглядывает самая черная зависть. Ужасно, что пишут про князя в этих газетках! Когда же, Марио, когда Европа перестанет завидовать нам, когда она престанет нас травить?!

– Великому всегда завидуют, мадонна, – отвечал с невозмутимым спокойствием Марио.

…Однажды княжна Тараканова возвращалась из оперы, как всегда под сладким обаянием только что отзвучавшей музыки.

– Приехали, принцесса! – услышала вдруг незнакомый резкий голос. Августа в испуге перекрестилась. Кто-то распахнул дверь снаружи, чья-то рука уже вежливо тянулась к ней, предлагая поддержку… а она не могла шевельнуться. Впрочем, довольно быстро преодолев страх, Августа решила, что видимая опасность всегда лучше неизвестности и с отчаянной решимостью оперлась на предложенную руку. У дверцы кареты стоял закутанный в плащ мужчина. Он поклонился и указал Августе на двери незнакомого особняка, возле которого так неожиданно остановилась ее карета.