Другая сестра Беннет - Дженис Хэдлоу

– Я хотела бы оставить их себе, если позволите.

Он передал старые очки своему помощнику, который тщательно завернул их в вату.

Вернувшись на Грейсчерч-стрит, Мэри отнесла сверток в свою комнату и аккуратно распаковала. Она держала очки в руках, думая обо всем, что произошло с того дня в гостиной дома Лонгборнов, когда Джон Спарроу застенчиво заявил о своем намерении лично отшлифовать линзы. Теперь этот мир исчез, его обитатели разошлись в разные стороны. Ничто уже не будет как прежде. Что сделано, то сделано. Мэри поднесла очки к губам и нежно поцеловала их, прежде чем завернуть обратно в вату. Потом она открыла ящик туалетного столика и аккуратно положила их в самый дальний угол, рядом с маленьким словарем греческого языка.

Что же касается мистера Хейворда, то Мэри вообще не позволяла себе думать о нем. Только после того, как она задула свечу и заснула, он непрошеным образом возник в ее сознании. Она никак не могла помешать ему прийти в ее сны, а он насмешливо смотрел на нее, держа томик стихов в одной руке и отрез зеленой в золотую полоску хлопковой ткани – в другой.

В вечер первого же званого ужина в доме семьи Гардинер Мэри оказалась в непривычной ситуации: ей предстояло решить, какой из новых нарядов надеть. Довольно быстро она определилась и выбрала платье из бледно-кремового муслина, приобретенное ею в «Хардинг и Хауэлл». Оно получилось таким простым и элегантным, как она и надеялась, без всяких оборок и кружевной отделки. Горничная миссис Гардинер уложила волосы Мэри в гладкий шиньон, оставив лишь крохотные локоны по бокам; от всех других украшений девушка отказалась. Когда она стояла перед зеркалом, любуясь результатом, в дверях появилась миссис Гардинер.

– Ах, какая приятная перемена! Цвет наряда придает коже более теплый оттенок, что улучшает твой цвет лица. Покрой платья хорошо смотрится на фигуре. В самом деле, в целом эффект очень положительный.

Красивая женщина, привыкшая к экстравагантным комплиментам, не обратила бы на эти слова большого внимания, но Мэри была искренне польщена. Напоследок она еще раз бросила взгляд на свое отражение и решила, что тоже довольна увиденным. Семье Гардинер не придется краснеть за нее; в этом наряде она достойна занять место за праздничным столом наравне с любым другим гостем. Мэри нервничала, но уверенность в том, что на своем первом званом ужине в Лондоне она не будет выглядеть чудаковато, придавала ей мужества, необходимого для того, чтобы войти в столовую смело и даже в приподнятом настроении.

За столом расположились двадцать гостей, и Мэри с облегчением обнаружила, что все они оживленно переговариваются. Они были местными жителями, слишком хорошо знавшими друг друга, чтобы церемониться, и вскоре беседа потекла свободно, а голоса звучали все громче и громче. В свое время в подобной компании Мэри остро ощутила бы собственное одиночество, но здесь она, к своей радости, очутилась рядом с мистером Хейвордом, который вскоре помог ей почувствовать себя непринужденно. Он представил ее соседям по столу, вовремя наполнял ее бокал и положил ей на тарелку запеченные в тесте устрицы, с которых начался ужин. Вполголоса мистер Хейворд рассказал о каждом из гостей, украдкой указав на богатого банкира, влиятельного члена городского управления, импортера отборного чая и жену владельца крупнейшего в Лондоне овощного магазина. Мистер Хейворд держался так добродушно, а разговор с ним был для Мэри так занимателен, что она вскоре позабыла о своей неловкости. Окинув взглядом великолепную столовую, освещенную невиданным ею прежде количеством свечей, чьи огоньки отражались в золоченых зеркалах и позолоченных рамах картин, Мэри не погрузилась в мысленные подсчеты времени, оставшегося до конца ужина, а вместо этого всецело насладилась зрелищем, ни на миг не задумавшись, что ей здесь не место.

Исчерпав тему обсуждения соседей по столу, они с мистером Хейвордом непринужденно завели разговор о себе, и, когда принесли основное блюдо, Мэри спросила собеседника, почему он выбрал профессию адвоката. Но не успел тот и рта раскрыть, как на их конец стола передали прекрасную телячью лопатку, и лишь убедившись, что Мэри досталась лучшая порция, мистер Хейворд решил ответить:

– В народе часто говорят, что у нас, младших сыновей, есть только три сферы деятельности на выбор – церковь, армия или закон. А так как я считал себя совершенно неподходящим для первых двух, то неизбежно должен был пойти в третью.

– Неужели, мистер Хейворд?

Слуга наполнил бокал Мэри вином. Возможно, именно это придало ей смелости продолжить.

– Вы не производите на меня впечатления человека, который решает, чем будет заниматься в жизни, на одном лишь основании… ну, не то чтобы меньшего из трех зол, поскольку это было бы неуважением к духовенству, но я думаю, вы понимаете, что имеется в виду.

Мистер Хейворд выглядел приятно удивленным.

– Да, не стану этого отрицать. Было много других соображений, которые подтолкнули меня к выбору пути закона. Как вы, наверное, заметили, я наслаждаюсь звуком собственного голоса, а это необходимое качество для адвоката.

– Я тоже об этом слышала, – не сдавалась Мэри, – но не могу поверить, что красноречие – единственное качество, которое требуется адвокату. Ему также требуются хорошие знания и доскональное изучение законов, заучивание наизусть большого количества фактов.

– Вы рассуждаете так, словно разбираетесь в этом лучше меня!

– Что вы, сэр. Мы еще слишком мало знакомы, чтобы я могла вынести такое суждение. Не хотите ли сыра? Я могу передать его вам, если хотите?

– Право же, мисс Беннет, я ужасно оскорблен! Вы, кажется, полагаете, что я не способен рассуждать на серьезные темы. Я не допущу и мысли о сыре, пока не получу возможность оправдать свою репутацию самого прилежного зубрилы-законника!

– А я с вашего позволения попробую.

Мэри взяла очень маленький кусочек сыра и аккуратно положила его на одну из лучших веджвудских тарелок миссис Гардинер.

– Я не имела в виду, что вы не способны прилежно учиться. Напротив, я не думаю, что вы могли бы достичь своих нынешних успехов в профессии без старания. Вы, должно быть, долго и упорно трудились, чтобы овладеть всеми нюансами. А мне это говорит о том, что вы питаете к своей профессии больше нежных чувств, чем желаете признать. Я думаю, вы выбрали закон не потому, что у вас было мало других вариантов, и не для того, чтобы оттачивать красноречие в спорах, а потому, что видели в этой профессии нечто такое, что вам нравилось и чем хотелось заниматься.

Мистер Хейворд, внимательно наблюдавший за Мэри, пока та говорила, снова рассмеялся.

– Удар, – воскликнул он, – ощутимый удар! Вы явно упустили свое призвание, мисс Беннет. Вы стали бы грозой всей коллегии адвокатов!

Мистер Хейворд потянулся за сыром и отрезал себе кусок.

– Однако вы совершенно правы, – продолжил он. – Я пошел в юриспруденцию, потому что отчасти получаю моральное удовольствие в ней. Я наслаждаюсь ее точностью и аккуратностью, ее попытками осмыслить каждый случай, предусмотреть каждую возможную ситуацию – и сделать это с максимально холодной, спокойной, можно сказать, безразличной рациональностью. Язык закона, который многие находят скучным и сухим, очаровывает меня.