Мой возлюбленный негодяй - Айрис Джоансен

Нико кивнул и поспешно ушел.

— К подножиям? — переспросила Марианна.

— Когда Небров приедет в наш лагерь, он возьмет с собой не весь отряд. Здесь местность слишком открытая, а он питает уважение к армии Кассана. Я считаю вероятным, что он оставит значительную часть своих людей у подножия холмов, чтобы они неожиданно скатились на нас.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Я не могу быть абсолютно уверен, но в этой местности у него не такой уж большой выбор. Если я прав, то Нико спрячет своих людей на холмах и избавит нас от этой опасности.

— Кажется, ты не сомневаешься в победе.

— Границам Кассана всегда угрожала то одна армия, то другая, и мы знаем эти горы. Мы научились прятаться и наносить удар. А потом скрываться и снова наносить удар. Большинство вражеских военных отрядов слишком тяжело и неповоротливо, чтобы реагировать на такие атаки.

— Небров тоже живет в этих горах.

— Но его армия не проявила особой маневренности и умения быстро менять тактику сражения, когда он пытался завоевать Монтавию. Он полагался на численность и вооружение, считая, что этого будет достаточно, чтобы подавить противника. На мой взгляд, ему не хватает воображения.

Марианна вздрогнула:

— Надеюсь, что ты прав.

— Ты боишься. — Грегор покачал головой. — Ты так мало мне доверяешь? Я тебя не подведу.

— Я знаю. Просто… — Она замолчала, пытаясь найти слова, чтобы объяснить ему тот страх, который охватывал ее всякий раз, как она думала о предстоящей встрече. — Я понимаю, что ты считаешь меня трусихой. Это все из-за него. Он внушает мне чувство беспомощности.

— Ты не трусиха, и ты не будешь беспомощна. Ты должна быть уверена в себе, Марианна. — Он поменял тему разговора. — Очень хорошо, что он отложил свой приезд до вечера. Он задержится у холмов, размещая там свой отряд, и тем самым даст Джордану больше времени освободить Алекса. — Лицо Грегора потемнело, — Видит Бог, как нужно ему это время! Очень трудно будет найти способ в одиночку проникть в крепость.

— В одиночку! — Изумленная Марианна посмотрела ему в лицо. — Он собирается пробраться в замок один? Но он же говорил мне, что будет штурм! — И тут она вспомнила, что прямо он этого не сказал, а просто не стал отрицать, когда она высказала такое предположение.

— Ставить осаду некогда.

— Один! — прошептала она.

— Иногда один человек имеет больше шансов на успех, чем целый отряд. Они не ожидают такого маневра. Он увидится с Янусом и узнает, где держат мальчика. Потом он перелезет через стену и попытается освободить Алекса раньше, чем люди Неброва заметят его присутствие.

— Он ничего не сказал мне! Пресвятая Дева, а он говорил, что моя встреча с Небровым более опасна! — Она прижала к коленям сжатые в кулаки руки, чтобы хоть немного сдержать их дрожь. — Он что, сошел с ума? Он ведь не птица, чтобы незаметно перелететь через стену, побывать в крепости и вернуться обратно!

— Другого способа нет.

— Как ты можешь говорить такое? А что, если у Януса неверные сведения?

— Алекс все равно будет в безопасности. Джордан позаботится о том, чтобы он не пострадал. Люди Неброва не посмеют причинить вред заложнику.

— А как насчет самого Джордана? — яростно бросила она. — Они что, тоже не решатся его убить? Ты прекрасно знаешь, что это не так. Если они его поймают, то убьют не задумываясь.

— Его не так легко поймать. Здесь, в Кассане, он не терял времени во дворцах. Он доказал свою отвагу и ловкость в многочисленных битвах с нашими врагами.

— Ты говорил «наносить удар и скрываться». А где он скроется в Пекбрее? Они поймают его и… — Она замолчала: от ужаса у нее пересохло в горле. — Тебе не следовало разрешать ему это делать.

— Он должен был это сделать, — просто сказал Грегор. — Я не смог бы его остановить. Он считал себя виновным в том, что мальчика захватили.

А она только подкрепляла его чувство вины. Она изливала на него свою горечь и злость и даже не попрощалась с ним при расставании.

— Поезжай за ним. Помоги ему. Грегор покачал головой.

— Нет, это не то, чего он хотел. Мы должны придерживаться нашего плана. Кроме того, уже поздно. Я не смог бы попасть туда вовремя.

Он имел в виду, что, когда он попадет в Пекбрей, или Алекс уже будет освобожден, или Джордан погибнет.

Ее охватил невыразимый ужас, тисками сжав грудь, так что трудно стало дышать.

— Это была ошибка. Разве не считается, что ты должен за ним присматривать? Ты должен был сказать ему, чтобы он нашел другой способ.

— Даже если это была ошибка, сделать уже ничего нельзя. Теперь ты должна помочь Джордану и постараться вести себя так, чтобы Небров ничего не заподозрил и не поспешил обратно в Пекбрей. Лошади у него устанут по пути сюда, и, возвращаясь, он не будет без нужды погонять их.

А он погонял бы своих лошадей: он загнал бы их до смерти, если бы узнал, что происходит в Пекбрее!

— И все равно времени может не хватить.

Грегор, прищурившись, всмотрелся в ее лицо. — Ты побледнела как луна. Почему ты так разволновалась? Если Джордан погибнет, ты освободишься от него. Разве тебе не этого хочется? Конечно, тогда тебе придется искать другой способ освободить Алекса. Это будет непросто, но ты знаешь, что сможешь это сделать.

Марианна резко повернулась и ушла к себе в палатку. Она не может выдержать даже дружелюбного допроса Грегора в этом состоянии странной обнаженности и ранимости. Все тело ее сотрясала дрожь, тошнотворный страх подступал к горлу. Джордан может погибнуть.

Она не позволяла себе думать об опасности, грозившей кому-то, кроме Алекса. Она была так полна чувства вины и гнева, что не могла…

Вины?

Наконец она осознала, что с ней происходило, и в ужасе зажмурилась. Она винила Джордана, потому что не могла вынести чувства собственной вины. Она ведь уже призналась себе в том, что ее не вынуждали ехать в Дэлвинд. Она поехала, потому что не могла сопротивляться той силе, которая притягивала ее к Джордану с самой первой их встречи. Она могла бы бороться с ним, могла бы попытаться узнать, куда Грегор увез Алекса. Она ничего этого не сделала. Если бы она не поддалась соблазну, она была бы с Алексом и защитила его от беды.

Если Джордан виновен, то она должна разделить его вину, как разделяла его страсть.

Нет, для нее это была не просто страсть. Одного только страстного желания было бы недостаточно, чтобы заставить ее сделать такой шаг — однажды, в момент прозрения, в первый вечер их близости, она уже поняла это. То, что она чувствовала, было гораздо глубже, чем страсть.

А она даже с ним не попрощалась. Она дала ему уехать, не сказав ни слова.