Спасенная горцем - Сабрина Йорк

– Мне это известно.

– Вы сознаете, сколько у меня власти над вами? Вашим положением? Вашим существованием? Самой вашей жизнью?

– Ваша светлость! – Лана пожала плечами и презрительно фыркнула. – Вы не можете угрожать мне!

Ноздри герцога раздулись:

– Я герцог!

Лана сузила глаза. Очаровательное, скромное и покорное выражение лица улетучилось, как по мановению волшебной палочки, сменившись жестким и холодным.

– У вас нет власти надо мной. Вы уже угрожаете всему, что я ценю в этом мире: моей семье, моему клану, моему образу жизни. У меня не осталось ничего, кроме этого кулона, но я скорее швырну его обратно в море, чем отдам человеку, который намерен разрушить жизни тех, кого я люблю.

Кейтнесс сжал губы и уставился на нее. Она ответила упрямым взглядом. Он, очевидно, пытался отыскать ее слабости, но слабостей не было. Магнус упоминал, что все его дочери обладают твердым характером, но по правде говоря, до этой минуты Александр ничего подобного в Лане не замечал. Очевидно, она не выказывала упорства, пока не возникла необходимость, и теперь разыгрывала партию с искусством опытного фехтовальщика. У герцога не было ни единогошанса.

– Я мог бы просто взять его, – вздохнул наконец Кейтнесс.

– Никогда.

– Почему вы так уверены?

– Ваша мать сказала, что вы человек чести. А человек чести не опустится до такого насилия.

Кейтнесс замер.

– Моя мать?

– Да. Лилиас.

Герцог побелел и долго молчал, прежде чем с его губ сорвалось нечто, вроде смеха.

– Вы, мисс Даунрей, нечестно играете.

Лана снова похлопала ресницами.

– Жизнь вообще несправедлива.

– Да, это так.

Герцог задумчиво повертел в руках вилку, прежде чем очень тихо сказать:

– Если я смогу соединить части Креста и снять проклятье, мне будет ни к чему огораживать земли.

– Так вы можете передумать?

– Да, – кивнул герцог.

Они с Ланой долго и пристально смотрели друг другу в глаза.

– Да. Я могу отменить свое решение. Но не даю обещаний, мисс Даунрей, совершенно не даю никаких обещаний.

Александр должен был показать Кейтнессу соседние земли, чтобы он своими глазами увидел последствия огораживания. Олриг только начал процедуру, так что можно было увидеть, что происходит с теми, кого он выгоняет. Пусть Кейтнесс узрит своими глазами, к какому ужасу приведет принятое им решение.

Ханна надеялась, что доказательства помогут ему передумать, и хотя Александр пытался отговорить ее от поездки, уверяя, что обстановка в поместье Олрига слишком опасна, Ханну ничто не могло убедить.

Они собирались выехать на рассвете. В путь отправились втроем: Ханна, ее муж и герцог. Лана не ездила верхом, к тому же она заявила, что не имеет ни малейшего желания видеть произведенные Олригом разрушения. Дугал тоже предпочел остаться.

Александр великолепно выглядел в килте и со шпагой на боку, это невозможно было не заметить, когда он широкими шагами шел по двору к конюшне. Герцог также производил прекрасное впечатление, поскольку решил надеть килт, хотя его шпага была гораздо короче. Увидев ее, Александр пренебрежительно фыркнул:

– Что же это за оружие, черт возьми?

– Шпага, как шпага, – сухо ответил Кейтнесс.

Александр внимательнее присмотрелся к шпаге.

– Она слишком короткая.

– Уверяю, это смертоносное оружие. И я прекрасный фехтовальщик.

Александр беззастенчиво хмыкнул.

Они вскочили на коней: Ханна взяла Вельзевула, Александр – своего любимого Уоллеса, а герцог выбрал одного из жеребцов, которого облюбовал на конюшне Александра, – и отправились на юго-запад. Когда они проезжали по землям Даннета, Александр показывал герцогу процветающие фермы, мельницы, мастерские и деревни и с нескрываемой гордостью описывал все усовершенствования, которые они внесли в устройство поместья, усовершенствования, не требовавшие изгнания арендаторов. Хотя Кейтнесс, казалось, заинтересовался, все же его ответы были крайне сдержанными.

Когда они пересекли границу и въехали на земли Олрига, контраст оказался резким. Первым доказательством того, что здесь не все ладно, было почерневшее, сожженное поле. Это было грубым и весомым напоминанием о том, какие цветущие земли они только что покинули. Уничтоженные поля тянулись, насколько хватало глаза.

– Что здесь случилось? – спросил Кейтнесс, когда они миновали обгоревший остов, когда-то богатой фермы.

– Такова общая политика – сжигать фермы и дома арендаторов, которые не хотят уходить, – процедил Александр сквозь зубы. – Эта ферма принадлежала Джейми Керку. Он унаследовал ее от своего отца, который, в свою очередь, унаследовал ее от своего. Он и его жена жили здесь с тремя маленькими детьми.

При виде сожженных коттеджа и амбара сердце Ханны сжалось. Герцог был потрясен и долго не мог выговорить ни слова.

– Куда… куда они делись? – побледнев, пробормотал он, наконец.

– Не знаю, – пожал плечами Александр. – Куда-то ушли. Он был хорошим человеком. Это большая потеря.

Они продолжили путь на юг и скоро добрались до деревни Тейн. Здесь было неестественно тихо. Дрожь пробежала по спине Ханны, когда они проезжали по пустынным улицам. Некоторые коттеджи сожгли, гостиница была полуразрушена. И нигде ни единой души.

Кейтнесс ничего не сказал, только громко выдохнул и свел брови. Хотя Ханна надеялась, что это запустение продемонстрирует ему все результаты огораживания, вид покинутой деревни и сознание того, сколько боли и страдания видели эти развалины, были невыносимы.

– Я бы хотел остановиться у еще одной фермы, прежде чем показать вам Каслтаун, – заметил Александр. – Я часто навещаю Агнес, когда объезжаю границы своих земель, и хотел бы посмотреть, что с ней.

Судя по его сухому тону, было ясно, что он встревожен и боится, как бы с Агнес чего не случилось.

И его предчувствия оправдались.

Когда они выехали из леса и оказались рядом с фермой Агнес, сердце Ханны замерло. В небо поднимался большой столб черного дыма. Горит ферма Агнес!

Ханна глянула на Александра. Тот мрачно хмурился. Вместе они пришпорили лошадей и ринулись вперед. Вельзевул мчался так, словно за ним гнались гончие ада. Старуха была прикована к постели и не смогла бы выбраться из пылающей хижины, даже если бы попыталась ползти.

Страх сжимал горло Ханны, не давая дышать. Бедняжка была очень старой, и если не считать сына, который приходил обрабатывать землю, она осталась совсем одна на дальнем клочке земли.

Но теперь она не одна.

Когда они ворвались на ферму, Ханна увидела несколько дюжих мужчин и привязанных к ограде лошадей. Облегчение охватило ее, когда стало ясно, что горит не дом, а сарай, где держали скот. В ту же секунду она заметила, что мужчины ничего не делают, чтобы потушить пожар, и доказательством тому был рев испуганных животных. Но все перекрывали мольбы Агнес, доносившиеся из крохотного домика.