До встречи в раю - Сергей Дышев

— Меня увезли в столицу, показывали врачам. Отец не хотел отпускать меня. А про тебя мне сказали, что ты куда-то уехал.

— Так ты сидела взаперти?

— Нет, но я все время была с двумя женщинами. Они обслуживали меня. Отец не хотел, чтобы я уходила из дома, боялся потерять меня. У него была такая страшная жизнь. И он так любит меня…

— Я тоже тебя люблю, — пролепетал Юра. Кровь хлынула ему в лицо, он почувствовал, что опять слабеет.

— И я тебя, Юрочка. Только я боюсь, что отец не разрешит… Он хочет отправить меня учиться за границу — в Сорбонну или Оксфорд, нанял мне учителей. Но это так скучно. Я все время одна… Почему ты меня не искал? — вдруг сердито спросила она.

Юра опешил:

— Я думал, ты сгорела…

— Сгорела? Какая чушь! Почему я должна была сгореть как полено?

Он с горечью отметил, что в ее речи появились новые слова и резанувший слух незнакомый властный тон.

— Но ведь был пожар, а ты пропала…

— Да, конечно, прости, я совсем забыла… — виновато согласилась Маша и опустила глаза, сразу превратившись в ту самую девушку, которую он знал и которую, кажется, вновь потерял…

— Ты стала другой. Ты ли это, Маша?

— Не спрашивай так, не говори так!

Ее лучистый взгляд задержался на его руках.

— Я хочу, чтобы ты меня обнял, как тогда. Но не надо… Сейчас не надо. — Она покраснела. — Я боюсь, выйдет мой отец, он убьет тебя… Он сказал, что открутит голову любому, кто прикоснется ко мне… Он спас меня от этих гадких боевиков. Отец чуть их не расстрелял… Он сказал, что ночевать мы будем здесь. Всего одну ночь, а завтра уезжаем. Это в двухэтажном доме недалеко от парка с каруселью. Там рядом арча, слышишь? Я буду ждать тебя, а сейчас уходи!

Она печально посмотрела, улыбнулась и подтолкнула его…

И Юрка пошел, пошатываясь и ничего не понимая. «Что-то не так, что-то не так…» — туманным вихрем вертелась мысль. Он медленно брел, не оглядываясь, а когда за его спиной отчетливо хлопнула дверца машины, резко повернулся. Маша исчезла, а черный автомобиль плавно тронулся и уехал в противоположную сторону.

«Пойти к Косте и вместе с ним напиться?» — подумал он, но не решился.

Очнулся Юра в заброшенном парке.

Он лег на траву, закрыл глаза и мысленно попросил, чтобы земля притянула, забрала печаль, боль, тяжесть его усталой души.

И он почувствовал, как сухая трава проникает в его поры, а теплая земля согревает кровь. Юрка заснул, не заметив, как ветер затемнил небо и вдруг потянуло прохладой, прошелестела тревожно листва. Его разбудили первые капли, в которых еще не было свежести, они упали на лицо, как теплые слезы прощания, грусти и тайной обиды.

Но тут веселой грохочущей стеной обрушился ливень. Спрятаться от холодных струй было негде: все фанерные постройки давно растащили на дрова. И он подлез под силовой блок с огромным электромотором и зубчатым маховиком. Под мертвым «сердцем» человек без крова почувствовал себя вполне уютно. Капли барабанили по жестяному коробу, разлетались в мельчайшие брызги, пахнуло душной пылью. Мутные струйки текли со всех сторон, а Юрка равнодушно наблюдал за ними. Он любил дождь, но сейчас хотел, чтобы ливень поскорей прекратился, потому что сбивал, отвлекал его, мешал сосредоточиться. «Неплохо бы раздобыть хотя бы пару сотен рублей», — мелькнула здравая мысль, но Юрка тут же забыл о ней, ведь меньше всего проблем у человека, отвыкшего от денег.

Он достал свою главную драгоценность, которую хранил в маленьком блокнотике, — мамину записку, вновь прочитал торопливые строки, которые помнил наизусть: «Прошу назвать мальчика Юрой. Простите меня, люди!» Подписи не было, но Юрка был уверен, что у его мамы красивое и редкое имя, например Вероника или Изабелла. Безусловно, у нее случилось таинственное несчастье, иначе бы она никогда не оставила своего Юрчика на ступенях детского дома…

Он поцеловал лоскуток бумажки и прошептал:

— Я так хотел бы найти тебя, мама…

И вдруг он явственно услышал за своей спиной:

— Сынок!

Юрка обернулся и увидел словно сотканную из капель дождя женскую фигуру. Он пригляделся и обмер — это была она, его мама.

— Мама, я так долго тебя ждал, — прошептал он белесыми губами и протянул к ней руки.

Он пошел к ней, не чувствуя земли под ногами, а она будто отступала и удалялась, маня, зовя за собой. Кажется, у него полились слезы, потому что фигура мамы стала терять очертания, и он вскрикнул, пытаясь удержать ее.

…Потом он словно очнулся, озноб колотил его; мамы не было, она ушла, чтобы снова заставить его страдать, ждать и искать.

Он протер лицо мокрыми ладонями. «Что это было?» — лихорадочно думал он, продолжая стоять под косыми струями. Юрка вымок до последней нитки, рубашка прилипла и нелепо топорщилась на нем, брюки облепили худые ноги, и стал он похож на мокрого паучка. «Это была мама, — с твердой убежденностью вдруг понял Юра. — Она пришла ко мне и хотела сказать, чтобы я был мужественным и сильным!» Вдруг к нему пришло горькое и безутешное откровение. Он осознал, что мама давно умерла, и, когда снилась ему, ее уже не было на белом свете, а разговаривал он с ее чистой душой, уже нашедшей покой на небесах.

Он вытащил мамину записку, еще раз поцеловал торопливые строчки, и снова ему почудился мамин голос…

— Спасибо тебе, мама… — прошептал он и поскорее, чтобы не замочить, спрятал ее земное послание в маленький блокнот и завернул его в целлофановый пакетик.

«Теперь я знаю, что мне надо делать, — подумал он. — Нужно выбрать дорогу и идти по ней. И, если устану, не буду возвращаться назад».

Юрка так и сделал, подхватил сумку, стряхнул с нее капли. Он бросил прощальный взгляд на одинокую арчу, из-под которой выглядывал двухэтажный домик, и, перепрыгивая через лужи, направился к дороге — искать свое счастье. Дождь кончился, из-за туч украдкой проглянуло солнце.

Он вышел на трассу, редкие машины обгоняли его, обдавая брызгами. Юрка настойчиво махал им, но никто не останавливался, чтобы подобрать мокрого путника.

Он шел, уже привычно голосуя, но на вялые взмахи никто не обращал внимания. Дорога быстро высохла, и над ней закурилась теплая дымка. День клонился к закату, солнце вычистило небо, и оно быстро наливалось вечерней синевой.

Юрка торопился и понимал, что все равно придется заночевать под звездным небом. Это не пугало его.

«А ведь мог бы и попрощаться с Машей, — подумал он. — У нее новая жизнь, повезло девчонке, и пусть уж будет отец-уголовник, чем вообще никакой…»

Она уедет за границу и постарается никогда больше не вспоминать психиатрическую больницу, где ее пеленали в смирительную рубашку, пичкали отвратительными пилюлями, с тупым высокомерием отказывались слушать и воспринимать ее слова, речи, просьбы. И разве что в кошмарах странная память будет неизвестно для чего подсовывать, возвращать уродливые лица доктора Шрамма, уголовников-мародеров с жуткими кличками и страшными татуированными руками. Она будет просыпаться, испытывая мимолетный ужас, и, счастливо потянувшись, снова засыпать в белизне чистейших простыней, блаженствуя и смеясь над прошлым…