Крах и восход - Ли Бардуго

– Мне не нужно быть гришой, – прошептала я, – чтобы владеть их сталью.

Одним движением я вонзила окутанный тенью клинок глубоко в сердце Дарклинга.

Он издал тихий звук, чуть громче выдоха. Посмотрел на рукоятку, торчащую из груди, потом на меня. Нахмурился и сделал шаг, слегка покачиваясь. Затем выпрямился.

С его уст сорвался смешок, и подбородок забрызгало кровью.

– Вот так?

Его ноги подкосились. Он пытался поддержать себя руками, но тщетно, и упал на спину. «Все довольно просто. Подобное притягивает подобное». Сила Дарклинга. Родная кровь Морозова.

– Голубое небо, – сказал он. Я подняла взгляд. Вдалеке виднелось тусклое мерцание, почти полностью закрытое черным туманом Каньона. Волькры отлетали от просвета, искали, где бы спрятаться. – Алина, – выдохнул Дарклинг.

Я присела рядом. Ничегои прекратили свое нападение. Они кружили и клокотали над нами, не зная, что делать. Мне показалось, что я увидела среди них Николая, мчащегося к тому голубому просвету.

– Алина, – повторил Дарклинг, пытаясь нащупать меня пальцами. Я с удивлением обнаружила, что мои глаза наполняются слезами.

Он провел костяшками по влажным дорожкам на моей щеке. Окровавленных губ коснулась легчайшая улыбка.

– Хоть кто-то будет меня оплакивать. – Дарклинг уронил руку, словно та весила слишком много. – Не надо могилы, – выдавил он, сжимая мою ладонь, – они ее осквернят.

– Хорошо, – кивнула я. Слезы пошли сильнее. «У меня ничего не останется».

Он задрожал. Его веки начали закрываться.

– Еще раз, – попросил Дарклинг. – Назови мое имя еще раз.

Он древний, я это знала. Но в эту секунду он был просто мальчишкой – гениальным, одаренным непосильным могуществом, обремененным вечностью.

– Александр.

Его веки с трепетом опустились.

– Не бросай меня одного, – пробормотал он. И его не стало.

По Каньону пролетел звук, напоминающий шумный вздох, и разметал мои волосы.

Ничегои расщепились, рассеялись, как пепел на ветру, а удивленные солдаты и гриши пялились на то место, где они были секунду назад. Раздался душераздирающий вопль, и я подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как крылья Николая растворяются; тьма вытекала из него темными струйками, пока он падал на серый песок. Зоя побежала к нему, пытаясь замедлить падение восходящим потоком.

Я знала, что пора уходить. Что-то делать. Но мои ноги отказывались работать. Я лежала между Малом и Дарклингом, последними из рода Морозовых. Из пулевого ранения сочилась кровь. Коснулась кожи на шее. Она казалась голой.

Я смутно осознавала, что гриши Дарклинга отступали. Некоторые опричники тоже предпочли уйти, свет продолжал источаться из них неконтролируемыми рывками. Я не знала, куда они пойдут. Может, обратно в Крибирск, чтобы предупредить своих товарищей, что их господин мертв. А может, просто сбегут. Мне было все равно.

До меня донесся шепот Толи с Тамарой. Я не разбирала слов, но в их голосах отчетливо слышалось смирение.

– Ничего не осталось, – тихо произнесла я, чувствуя пустоту внутри себя, пустоту повсюду.

Солнечные солдаты радостно кричали и метали свет огненными дугами, сжигая Каньон. Некоторые из них залезли на стеклянные скифы Дарклинга. Другие построились в ряд и соединили свои лучи, послав каскад солнечного света сквозь тонкие клочья мрака и уничтожая Каньон пульсирующей волной.

Они плакали, смеялись, ликовали от своего триумфа, да так громко, что я почти его не услышала – тихий хрип, хрупкий, невозможный. Я попыталась не обращать на него внимания, но надежда вцепилась в меня стальной хваткой, а еще – острая тоска, чей конец стал бы моей погибелью.

Тамара всхлипнула. Толя выругался. И вот снова он: слабый, чудесный звук, когда Мал сделал вдох.

Из Каньона нас отвезли на одном из скифов Дарклинга. Зоя с легкостью захватила власть на побитом стеклянном судне и заняла любопытных солнечных солдат делом, пока Толя с Тамарой поднимали нас на борт, спрятанных под тяжелыми пальто и сложенными кафтанами. Тело Дарклинга завернули в синюю мантию одного из его падших инфернов. Я дала ему клятву и намеревалась сдержать ее.

Шквальные – Зоя, Надя и Адрик – выжили и остались такими же невредимыми, как до начала битвы. Они наполнили черные паруса ветром и повезли нас над мертвым песком так быстро, как позволяла их сила.

Я лежала рядом с Малом. Он по-прежнему мучился от ужасной боли и часто терял сознание. Толя продолжал трудиться над ним, проверяя пульс и дыхание.

Где-то на скифе послышался голос Николая – сиплый и срывающийся от темной мерзости, которая владела им раньше. Мне хотелось увидеть его лицо, убедиться, что все нормально. Он наверняка сломал себе кости при падении. Но я потеряла много крови и тоже выскальзывала из реальности, мой изнуренный разум требовал забытья. Когда глаза начали слипаться, я схватила Толю за руку.

– Я умерла в Каньоне. Ты понимаешь? – Он нахмурился. Наверняка думал, что я в бреду, но мне было нужно достучаться до него. – Это – мое мученичество, Толя. Сегодня я умерла.

– Санкта-Алина, – тихо произнес он и поцеловал костяшки моих пальцев – изысканный жест, достойный джентльмена, приглашающего даму на танец. Я молилась всем настоящим святым, что он меня понял.

* * *

В конечном итоге друзья хорошо поработали над моей смертью и даже лучше над воскрешением Николая.

Нас вернули в Томикаяну и спрятали в амбаре за яблочными прессами – на случай, если вернутся солнечные солдаты. Николая помыли, подстригли, дали ему чай с сахаром и черствый хлеб. Женя даже нашла ему форму Первой армии. Через пару часов он уже направлялся в Крибирск вместе с близнецами, Надей и Зоей, переодевшихся в синие кафтаны, которые украли у погибших.

Придуманная ими история была довольно проста: Николай стал пленником Дарклинга, приговоренным к казни в Каньоне, но он сбежал и, с помощью заклинательницы Солнца, смог одолеть Дарклинга. Мало кто знал правду о случившемся. Битва превратилась в хаос насилия, совершаемого в почти кромешной темноте. Я подозревала, что гриши и опричники Дарклинга будут слишком заняты тем, чтобы сбежать или молить о королевском прощении, чтобы оспорить новую версию событий. В итоге вышла добротная сказка с трагическим концом – заклинательница Солнца отдала жизнь, чтобы спасти Равку и ее нового короля.

Большинство времени, проведенного мной в Томикаяне, превратилось в размытое пятно: аромат яблок, шорох голубей на карнизах, вдохи и выдохи Мала, лежащего рядом. В какой-то момент нас решила проведать Женя, но я подумала, что мне это приснилось. Шрамы на ее лице остались, но большинство черных полос исчезло.

– Твое плечо тоже выглядит лучше, – улыбнулась она. – Шрамы по-прежнему на месте, но уже не такие пугающие.