Следопыт Бероев - Семён Александрович Данилюк

шпынявший, проникся уважением и – уже без снисходительности – обучал таёжным премудростям: ставить балаганы, разжигать костёр под ливнем, отличать брод на «подумать» от брода на «выстоять», ориентироваться среди болот и зарослей лиственницы, различать по звуку водопадов предстоящую перемену погоды. От него Олег узнал, в чём преимущество поняги, с которой ходили в тайгу эвенки, перед туристским рюкзаком.

Когда консервы осточертели, Эдик вызвался добыть живность. Олег навязался в помощь. Взяли по «тозовке». Следопыт Эдик быстро выследил козла. Пока прицеливался, козёл, почуяв неладное, ломанулся в чащу. Эдик промазал. Тут же прозвучал ещё один выстрел – успел выстрелить Олег.

– Чего попусту палить сквозь кусты. Только патроны изводишь, – пробурчал раздосадованный Эдик. И насторожился: звуков бегущего по сушняку животного слышно не было.

Прошли по следу. Убитый козёл лежал в кустах, среди сухостоя.

– Эва как угодил! Прямо в яблочко. – Эдик озадаченно поскрёб затылок. – А не прост ты, вижу, пацан! Да не пацан – парень. Завтра в короткую разведку пущу.

Олег расцвёл. С тех пор, с благословения Челягина, стал ходить в самостоятельную разведку. Для него путешествие было приключением. Новые навыки, что перенимал он ежедневно у Челягина и Эдика, новые умения, что осваивал на маршруте, подавляли физическую усталость. К вечеру она, конечно, накапливалась. Но утром вновь вскакивал – в ожидании свежих впечатлений. Доверие руководителя экспедиции вдохновляло Олега особенно.

Челягина хватало на всё. И уточнять с Эдиком маршрут, и приглядывать за оленьим обозом. В ватнике, в болотных сапогах и неизменной круглой фетровой шляпе, обросший щетиной, вечным двигателем мотался он от головы отряда к хвосту. При этом сохранял бодрость, которую старался передать остальным.

Единственный человек, вызывавший раздражение руководителя экспедиции, был Тимашев. Игорю приходилось труднее всех. Он, правда, старался бодриться. Но когда к концу дня принимался спотыкаться, Челягин, чтоб не тормозить движение, в приказном порядке усаживал его на оленя. Игорь вздыхал расстроенно. Но не спорил. Понимал, что экспедиции он в обузу.

А вот Танечка, искусанная, распухшая от гнуса, держалась. Её всем миром пытались усадить на упряжку. Но упрямая девчонка хмурилась и мотала головой. Больше того, пыталась поддержать Тимашева.

Игорь всё больше слабел.

Заметив это, Танечка потихоньку пропускала его вперёд и шла вплотную, будто подпирая. Что-то нашёптывала, отчего на исхудалом лице Игоря появлялась слабая улыбка.

Всевидящий Челягин замечал, хмурился.

– Может, вас верёвкой связать? – не сдержавшись, съязвил он. – Отстанете, так вместе.

– О чём ты, Леша? – устало возразила Танечка. – Сам видишь, какой из него походник. Еле ноги волочит, доходяга. Стараюсь чем могу подбодрить.

– Вижу. Он на тебя, будто на кресло, наваливается. Хочешь и впрямь помочь, тащи за собой. А не наоборот. Тормозить поезд из-за худосочности одного невдалого – роскошь непозволительная.

Избегая дальнейших препирательств, Челягин поспешил вернуться во главу отряда. Танечка внимательно посмотрела вслед.

Всё, что имеет начало, имеет и конец. На пятнадцатый день, обессиленные, добрались-таки до Кодара. На радостях постреляли из ружей.

Отоспавшись, разбили два лагеря.

Внизу, вблизи кедрового стланика, оставили олений обоз.

Верхний лагерь разбили из двух палаток. В большой, штабной, разместилась администрация: Челягин с Танечкой. Палатку поменьше заняли Бероев, Тимашев и Эдик Никитин.

Игорь, к которому после отдыха вернулось желание шутить, присвоил обоим стойбищам имена. Нижнее окрестил «подножкой», верхнее – «ледышкой». Названия прижились.

Наутро собрались в штабной палатке.

Руководитель экспедиции распределил обязанности. Завхоз Терентьева отвечает за оборудование, амуницию и, конечно, питание. Она же осуществляет связь между верхним и нижним лагерями.

Бероев и Никитин обыскивают склоны в поисках колоний сурков-черношапочников. После чего Челягин и Бероев приступают к съёмкам. Бероев как помощник оператора ответственен за исправность кино– и фотоаппаратуры.

Тимашев, естественно, работает во льдах по своему графику.

Когда расходились, Челягин придержал Никитина.

– Знаю, знаю, – опередил тот. – Разведывать колонии сурков-черношапочников. Ну и попутно добывать мясо к обеду.

– Нет… То есть да, и это тоже. Но главное… – Челягин сощурился. – Помнится, ты хлестался, будто можешь разведать тропу через перевал. В самом деле сможешь?

– В Мраморное ущелье?! Так на кой оно теперь? Прошли окольным путем, работа вся на Кодаре, – поразился Эдик, как раньше Олег.

– Сможешь – или только языком мести силён? – поднажал Челягин.

– Так как два пальца… – недоумённо подтвердил Никитин.

– Вот и ищи! Найдёшь, по возвращении напишу ходатайство во все инстанции о досрочном снятии судимости.

Оборвав разговор, Челягин ушёл в палатку.

– И на хрена оно ему! – Эдик озадаченно почесал затылок.

Начались рабочие будни.

Игорь Тимашев вскакивал спозаранок и устремлялся на ледники. Возвращался последним, затемно. Бросался к дневнику – записать данные суточных наблюдений. «Любопытно. Но ведь любопытно же! – бормотал он невнятно. – А завтра попробуем пыльцевой анализ и зондирование».

Глаза его горели предвкушением. Будто не его в походе валила с ног усталость.

– Ты вообще чего там со льдом колдуешь? Ледники-то по ошибке не растопишь? – спрашивал ехидный Эдик, подмигивая Олегу. – И вообще, что это за лженаука такая – гляциология?

– Наука самая что ни на есть современная. Я, к примеру, хочу определить реологические характеристики льда на Кодаре. – Простодушный Игорь пускался в объяснения. – Как бы попроще? У различных видов льда в горных породах есть свои петрографические особенности.

Эдик, не выдержав, принимался гоготать. Особенно веселили его мудрёные словечки вроде «реологические», «петографические».

– Эва как кроешь! – комментировал он, подняв