О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Отлично! Значит, я с ними скоро разделаюсь. Я направился в коровник чуть не бегом и принялся за смертельно мне надоевшую процедуру. Меня уже поташнивало от вида и запаха коров, от ощущения вымени под моими пальцами. Я работал почти машинально, пока не добрался до тощей облезлой коровенки с узкой белой мордой в рыжих пятнах – возможно, помеси айрширской и шортгорнской пород. Я лишь чуть прикоснулся к ее вымени, как она с быстротой молнии лягнула мою ногу чуть выше коленной чашечки.

Я запрыгал по коровнику на одной ноге, охая и ругаясь от боли. Только через несколько минут я прихромал назад попытаться еще раз. Но теперь я почесал ей спину и наговорил льстивых слов, прежде чем осторожно-осторожно просунуть руку ей между ногами. И повторилось то же самое, только теперь острое раздвоенное копыто стукнуло меня по ноге чуть выше.

Хлопнувшись спиной о стену, я скорчился там, чуть не плача от боли и ярости. Несколько минут спустя я принял решение: к черту ее! Если не хочет, чтобы ее осматривали, пусть пеняет на себя. А с меня на этот день хватит! Геройствовать я был не в настроении.

И я продолжал осмотр остальных. Однако, возвращаясь по проходу мимо ее стойла, я остановился и еще раз ее оглядел. И то ли из чистейшего упрямства, то ли потому, что мне почудилось, будто она смеется надо мной, но я решился на третью попытку. Может, ей не понравилось, что я зашел сзади? Вдруг, если попробовать сбоку, она отнесется к этому спокойно?

Я осторожно протиснулся между ней и ее соседкой, охнув, когда бугор тазовой кости вдавился мне в ребра. Но за ним, думал я, мне удастся быстро завершить свою работу. Как бы не так! Едва я оказался там, как корова взялась за меня всерьез. Быстро повернув зад так, чтобы отрезать мне путь к отступлению, она принялась систематически лягать меня по всему телу, иногда попадая высоко по груди, как я ни вжимался в стену.

С тех пор меня лягало множество коров в самых разных ситуациях, но такие мастерицы мне больше не встречались. Среди домашнего скота мстительные экземпляры попадаются очень редко, и если корова брыкается, обычно это инстинктивная реакция на боль или испуг. И брыкаются они не целясь, куда попало. Но эта корова оглядывала меня перед каждым ударом, и точности ее глазомера можно было только позавидовать. Подгоняя меня все ближе к своей голове, она получила возможность зацеплять рогом мою спину. Она явно питала необоримую ненависть ко всему роду человеческому.

Я оказался в отчаянном положении. Выбраться из этой ловушки я не мог, и мне отнюдь не стало легче, когда соседняя вроде бы мирная корова вступила в игру, отталкивая меня рогами, чуть я к ней прижимался.

Не знаю, почему я вдруг поглядел вверх, но там, в толстой стене коровника, светилось отверстие, примерно два фута на два фута. Видимо, оттуда выпал растрескавшийся камень. С ловкостью, которой сам изумился, я подтянулся, протиснулся головой вперед, и мне в ноздри повеяло сладким благоуханием. Я смотрел в сенной сарай, а прямо подо мной высилась пирамида чудесного клевера. Я вырвался из отверстия, точно пушечное ядро, проделал в воздухе недурное сальто и удачно приземлился на спину.

Лежа на клевере, весь в синяках, я еле переводил дух. Перед моего плаща был в отпечатках раздвоенных копыт, и тут я окончательно расстался с иллюзией, будто работа на министерство – это доходная синекура.

Я с трудом поднимался на ноги, когда в сарай неторопливо вошел мистер Белл.

– Извиняюсь, что не дождался вас, – сказал он, с интересом меня рассматривая. – Только я думал, вы уже не приедете, а у меня дело было в деревне. Приехали-то вы чертовски поздно.

Я почистился и выпутал из волос клочки сена.

– Да, сожалею. Но не важно, я все сделал.

– А… вы что, немножко вздремнуть прилегли?

– Не совсем. У меня с одной из ваших коров не заладилось.

Оберегать свое достоинство особого смысла не имело, и я рассказал ему все.

Даже самый благожелательный фермер словно бы извлекает большое удовольствие из злоключений ветеринара, и по лицу мистера Белла, пока он меня слушал, расползлась широченная ухмылка. А к тому времени, когда я умолк, он уже перегнулся пополам от хохота и бил себя ладонями по коленям.

– Ну, прямо вижу! Айрширка-полукровка! Стерва, каких поискать! Купил по дешевке на ярмарке прошлой весной, думал, до чего же выгодная сделка, да только недолго. У нас полмесяца ушло, чтоб ее в стойло загнать!

– Жаль, что я этого не знал, – процедил я сквозь зубы.

Фермер взглянул на дыру в стене.

– И вы оттуда выползли… – И он впал в новый пароксизм, а потом снял кепку и утер глаза подкладкой. – Господи боже ты мой! – пробормотал он слабеющим голосом. – Черт, жалко, что меня там не было!

Последняя ферма почти примыкала к Дарроуби, и, с трудом выбираясь из машины, я услышал, как церковные куранты пробили четверть восьмого. После легкого дня на службе правительства я чувствовал себя разбитым и телом и духом. И еле удержался от вопля, увидев еще один длинный ряд коровьих задов, ожидающих меня. Солнце опустилось к горизонту, на западе клубились тучи, и все вокруг окутывал жутковатый сумрак. А в старом коровнике с узкими щелями вместо окон коровы в полутьме выглядели нечеткими бесформенными сгустками мрака.

Ну ладно, нечего тянуть! Я намеревался быстро с ними покончить, а потом домой, где меня ждут ужин и покойное кресло. Теперь я думал только об отдыхе. А потому левую руку на основание хвоста, правую между задними ногами, быстро ощупать – и к следующей. Полузакрыв глаза, окончательно отупев, я переходил от коровы к корове, проделывая одни и те же движения, точно робот, а дальний конец коровника манил, будто земля обетованная.

Наконец-то! Самая последняя у наружной стены. Левую руку на хвост, правую между ногами… Сперва мой утомленный мозг не осознал наличия какого-то различия, но оно было… и очень большое… Много простора, а вместо вымени глубокая щель, а дальше что-то свисает, и ни намека на соски.

Я разом очнулся и поглядел перед собой. Огромная косматая голова была повернута ко мне, и два широко посаженных глаза смотрели на меня вопросительно. В тусклом свете я еле различил отблески медного кольца в носу.

Фермер, все это время молча за мной наблюдавший, подал голос:

– Тут вы зря время тратите, молодой человек. С его-то мошной все в порядке.

Над кроватью старой женщины висела табличка. На ней было написано: «Бог рядом с тобой», – но она не походила на религиозную цитату. Она не была заключена в рамку, на ней не было никаких орнаментов. Это была просто полоска картона сантиметров двадцать длиной с хорошо читаемыми буквами, которые с равным успехом могли бы сложиться в «Не курить» или «Выход». Она висела на газовом рожке так, чтобы мисс Стабз могла видеть ее с того места, на котором лежала, и читать слова: «Бог рядом с тобой», напечатанные черными крупными буквами.

Пожалуй, больше мисс Стабз ничего видеть и не могла, возможно, еще кустарник в окне – через потертые шторы, но главным образом – только захламленную комнату, которая вот уже сколько лет была ее миром.