Миллион Первый - Алла Дудаева

Чтобы отметить это событие, Мовлихан пошла ловить петуха. Куры давно спали, когда она вошла в курятник и схватила мирно спящего ничего не подозревающего большого белого петуха. От страха он истошно завопил прямо-таки человеческим голосом: «Ой, ой, ой!» Мы повыскакивали из дома. «Не надо, — умоляли мы Мовлихан, удерживающего выдирающегося из рук петуха, — все равно мы его съесть уже не сможем». Джохар тут же сказал, что вообще давно собирается стать вегетарианцем. Петух получил свободу и долго еще возмущенно квохтал в курятнике, снова взгромождаясь на насест. «Ишь, чего они захотели…», — говорил он курам на птичьем языке…

Тем временем жизнь в доме у Вахи шла своим чередом. Он, как дятел, стучал на допотопной машинке, иногда сутками печатая какой-нибудь приказ Джохара. Магомет Жаниев совсем переселился к нам, и они втроем, во главе с Джохаром, часами обсуждали проект будущего международного трибунала над российским правительством. Но множество документов с доказательствами геноцида, отправленных в Гаагу, исчезали бесследно. «Сколько еще можно отправлять материалов?» — негодовал Джохар. Документальные кадры фильмов тотального уничтожения чеченского народа видел весь мир и… молчал. «Мы будем судить их здесь, на месте преступлений. Бесчисленные могилы, обугленные ветки деревьев и сама сожженная земля будут свидетелями. В зале заседаний суда, за железной решеткой перед табличками с фамилиями обвиняемых положим наручники. Их будет судить весь чеченский народ. И любой чеченец будет иметь право привести приговор в исполнение!»

Каждый день прибавлял новые свидетельства геноцида: показания мирных жителей и полевых командиров тщательно собирались и хранились, как и неразорвавшиеся шариковые, игольчатые бомбы, осколки огромных глубинных бомб, доказательства применения химического оружия. «Россия в Чечне задействовала все свои арсеналы, накопленные десятилетиями. Не примененным осталось только атомное оружие», — говорил Джохар.

Заявления Магомета Жаниева, генерального прокурора Чеченской Республики Ичкерия, о будущем суде над военными преступлениями российского правительства услышал и Борис Ельцин. Через депутата Думы К. Борового, с которым Джохар разговаривал по телефону он попытался узнать, какое место у него в длинном списке преступников. И неожиданно услышал: «Последнее». Я тоже удивилась ответу Джохара и спросила: «Почему?» «Кроме позора и бесчестья эта война ничего не принесла российскому Президенту. Виноваты те, кто затеял это народоубийство ради личной власти и те, кто сейчас не позволяет остановить ее, наживая на крови людей миллионы».

Магомет получил очередное воинское звание полковника, прикрепил к военной форме новенькие погоны с тремя звездочками и захотел сфотографироваться на служебное удостоверение.

Вытащили небольшой фотоаппарат на треножном штативе. Я подстригла отросшие волосы у него и у Вахи Ибрагимова, а потом мы натянули белую простыню и торжественно посадили на стул Жаниева. Снимок проявился через пять минут и получился очень хорошим. Магомет довольно поглаживал роскошные усы и поблескивал глазами. После него на стул сел Ваха Ибрагимов. Когда стало проявляться его лицо, мы чуть не попадали со смеху. На нас глядело настоящее «чудо-юдо». К стоящей дыбом шевелюре Вахи прибавились канделябрами взмывающие к самым ушам неповторимые усы Магомета, в центре заросшего лица еле виднелись серые глаза. «Ну, вот, камеру испортили, — расстроился Ваха. — Что теперь делать?» Как хозяин, он очень переживал за все находившиеся у него в доме военное имущество. Я вспомнила, как Ваха устроил Мовлихан нагоняй за несколько комплектов обмундирования, изъеденных мышами, и не успокоился до тех пор, пока мы не придумали сшить из них детскую форму для наших детей. Первая форма стала подарком Деги на Новый год. Бархатный берет он ушил сам.

Мы начали быстренько садиться на этот стул и фотографироваться. И всем камера прилепляла знаменитые Жаниевские усы до тех пор, пока они совсем не обесцветились. «Магомет, если на камеру твои усы произвели такое неизгладимое впечатление, какое же впечатление они производят на женщин?» — подтрунивали мы, а он, смущенно улыбаясь, отворачивался. Я попросила у него на пять минут китель полковника, надела пилотку Джохара и в таком виде снялась, потом Мовлихан сфотографировался в этой же форме. Мы раздавали друг другу фотографии, сквозь смех с грустью предчувствуя будущее, которое приближалось катастрофически быстро.

Жить в доме Вахи становилось все опаснее, Магомет не отходил от Джохара ни на шаг. Не хватало места, он ложился спать на полу. Ахмет, приезжая с базы, жаловался мне, что пленными никто не занимается. Я сказала Магомету об этом и услышала поразившие меня слова: «Не нужна мне эта прокурорская должность, Алла. Я так люблю Джохара, что счастлив просто быть около него даже простым охранником. Особенно сейчас…» Он напомнил мне маленького Джамбулатика, сиявшего от счастья на все свои кривые, еще невыросшие зубки, каждый раз, когда Джохар обращал на него внимание. Сейчас его не было с нами, Вахиных детей отправили с бабушкой в Грозный.

К нам приехал Резван Даудов со своим пятнадцатилетним племянником Магометом. Вся его группа спортсменов еще оставалась на линии фронта. Джохар безуспешно пытался спасти будущее «золото нации», ведь многие среди этих двадцатилетних юношей были уже чемпионами. Вот уже месяц, он отправлял их в Турцию, но они продолжали воевать у Руслана Гелаева. А Магомет теперь будет с нами, к Деги вернулся его старый друг и наставник по каратэ. Еще до войны они вместе тренировались у нас дома.

В тот же день я попросила Мовлихан найти в селе лошадей и держать их всегда наготове. Кто знает, может быть, нам придется срочно уйти в горы. Джохар, как всегда, ничего не боялся и не принимал никаких мер предосторожности.

На границах задерживали всех пытающихся проехать в Чечню, что-то готовилось. Опасность была рядом, и я чувствовала ее всем своим существом.

Вечером было, как никогда, много народу. Приготовленных еще вчера замороженных пельменей на всех могло не хватить. Я терпеливо ждала, пока люди разойдутся и, наконец, не дождавшись, подала к столу все, что нашла в доме. Потом пригласила гостей. Радостно потирая руки, первым из соседней комнаты вышел улыбающийся Джохар. «Что, не дождалась?!» — засмеялся он. Я оторопела. Как через стенку он мог все увидеть? Самым обидным было то, что я любила принимать гостей. Этот случай был единственным.

Каждую ночь, протянув телефонный провод через комнаты и выставив раскладную антенну на крыльцо, он начинал звонить по спутниковому телефону, и всегда почти одним и тем же лицам. Слушая его обычные шутки на английском, с которых Джохар, как правило, начинал разговор с Даяной Роз, я нередко передавала ей привет и вспоминала наши встречи. Казалось неправдоподобным, что где-то есть обыкновенная мирная жизнь.

Но однажды, приехав после очередного рейда, Джохар долго не мог подключить телефон. Как ни переставляли наши мальчики на крыльце, отгребая сугробы снега, складную спутниковую антенну, телефон упорно молчал. Долго бились, пытаясь понять, что же все-таки с ним случилось, пока Джохар разочарованно не махнул рукой: «Все, хватит! Пошли спать». Через два-три дня, через Хож-Ахмеда Ериханова, привезли и передали другой, точно такой же дипломат со спутниковым телефоном. Связь восстановилась…