Миллион Первый - Алла Дудаева

Страх душил и гнал трехсоттысячную российскую армию с чужой чеченской земли, из-за каждого камня, стены мог раздаться выстрел и убить, прогрохотав насмешливым эхом в горах.

В дом к Вахе Ибрагимову, где мы жили последнее время, часто приезжали Магомет Жаниев, его брат Башир, Абу Арсунукаев, иногда наша старая знакомая Раиса. Недоверчиво пробуя очередной пирожок с яблочной начинкой, она не переставала удивляться, тому, как легко я управляюсь с деревенским хозяйством. Братья звали нас обратно к себе. Постоянно бывал наш зять Мовсуд и племянник Джохара Ахмет. И Мовсуда, и Ахмета я очень любила.

Ахмет, невысокого роста, бывший чемпион по боксу, был простым, как вешняя трава, мужественным и… добрым. Только такой, как он, мог по приказу Джохара заниматься пленными, перетаскивая больше ста человек под бомбами с места на место и постоянно ломая голову над тем, чем их кормить. Он просил у местных жителей лекарства и продукты для пленных. Но старики, с гордостью резавшие скот для чеченских добровольцев, не собирались кормить захватчиков! Кое-что ему иногда с величайшим трудом удавалось достать, но чаще всего для пленных просто отстреливали диких кабанов в лесу (свинину мусульманам есть не разрешается). Зимой и весной пленные собирали и ели дикую черемшу и шишки. Из Бамута, который постоянно атаковали и бомбили, их перевели в Орехово (Ашхой Кутор), которое находилось от нас на расстоянии пяти километров. Ополченцы упорно не сдавали это село, хотя все оно было уже разбито. Мы слышали канонаду каждую ночь и каждый день, я молилась за жизни тех, кто, прячась в разбитых зданиях и подвалах, под непрекращающимся обстрелом защищал село.

Пленных разместили в местной школе. Они слепили печь из кирпичей, собрали со всего села старую мебель, ковры и одеяла. Но об их нахождении кто-то донес, и самолеты начали наносить бомбовые удары именно по школе.

Пришлось Ахмету с величайшим трудом перевести пленных на грузовой машине за несколько рейсов по весенней мартовской грязи, льду и снегу дальше в горы, на базу. По дороге четверо человек погибли под бомбами. Там остались их могилы. Джохар не разрешал хоронить погибших пленных до тех пор, пока Магомет Жаниев со следственной группой не провел медицинскую экспертизу и не составил акт о причине их смерти. В горах Ахмету и пленным пришлось рыть себе землянки. Они снова сделали из камней печи и опять начали собирать черемшу.

Однажды Ахмет принес нам послание от Лечи Салигова, чеченца-отступника, содержавшегося вместе с пленными. В письме он сообщал Джохару, что месяца в плену ему хватило, чтобы все понять. Затем следовало стихотворное прославление свободы и Президента Джохара Дудаева. Самое удивительное, что мне он посвятил второе стихотворение, видимо, в надежде растрогать горькой участью пленника, томящегося в неволе. Стихи были написаны хорошо, но мир не удивишь этим фактом. Продажная поэтическая муза не раз бывала в услужении у сильных мира сего.

Наши пленные находились в сравнительно неплохих условиях. Фильтрационные российские лагеря располагались в благоустроенных больших городах вокруг Чечни и занимались только тем, что уничтожали десятки тысяч мирных чеченцев и людей всех национальностей, проживавших в Чеченской Республике, предварительно выбив им зубы, ломая пальцы и ребра. Оттуда можно было выйти только случайно…

У Вахи Ибрагимова было двое детей. Джохар часто работал за полированным столом над документами в нашей комнате. В это время сыновья Вахи сидели один у него на плечах, другой лазил где-то в ногах под столом. Но ему это нисколько не мешало, а наоборот доставляло удовольствие. Восьмилетний Джамбулат, трогательный, худенький, бледный мальчуган с большими черными глазами, особенно обожал Джохара. Когда тот, играя с ним, хлопал Джамбулата по спине или ерошил ему волосы, лицо его сияло от счастья, и восторгу не было предела. «Джамик», как его называл Джохар, был готов умереть за него тут же, не сходя с места.

Младший, шестилетний Руслан был любимцем умершего деда и его точной копией, не по возрасту самостоятельным и хозяйственным. Мы так и прозвали его «дедок». Дед заступался за него и после своей смерти. Когда однажды Мовлихан, мать Русика, побила его в наказание, во сне дед гонялся за ней по двору всю ночь. После этого «воспитывать» его она уже не смела. Этот дед пришел к Мовлихан во сне незадолго перед тем, как наш дом начали бомбить. «Уходите, — выталкивал он ее из дверей своего родного дома. — Потом, кто останется в живых, вернется». «Ну уж если сам хозяин выпроваживает, придется уйти», — шутил Джохар. Положение было действительно очень серьезным. Бомбардировщики все чаще начали появляться в небе над Шалажи. Они пока еще не бомбили, но, опускаясь и пролетая низко над крышами, оглушительным воем до смерти пугали старух, беженцев и ребятишек. Из теплого гостеприимного Вахиного дома уходить очень не хотелось.

Джохар не переставал удивляться эрудиции Вахи, они вместе готовили заявления, причем Ваха очень мягко иногда мог настоять на своем. Часто мы устраивали «поэтические вечера». Дома была неплохая библиотека. Ваха читал стихи своих любимых поэтов, я — своих. Оказывается, он тоже писал стихи и очень хорошие. Как-то раз Джохар сказал мне: «Просто поразительно, как в простом сельском доме мог оказаться готовый государственный человек».

Джохар рассказал, как за это лето птицы два раза спасали его от верной смерти. В первый раз это было в селе Аршты, когда прямо в дом, где он вместе находился с охраной, ворвались две ласточки и с тревожными криками заметались под низким потолком комнаты. «Наверно, они прилетели к нам за помощью, что-то случилось с их гнездом, нужно проверить», — сказал Джохар, и все пошли в гараж, где были ласточкины гнезда. Только переступили порог, как невесть откуда взявшиеся самолеты начали бомбить село. Дом разбомбили, а гараж уцелел! В другой раз, это произошло высоко в горах, где у него была «маленькая комнатка», о которой он рассказывал всегда с искренним сожалением. На одной из ее стенок даже висела в рамке картина, а на столике, в стакане стояли цветы. После встречи с журналистами на порог комнатки сели две птички, скорее, даже «птичечки», такими крошечными они были. Переливаясь разноцветными перышками, они начали играть в луче света. Джохар подошел к ним. То и дело оглядываясь на него и продолжая играть, они побежали по тропинке. Засмотревшись на птичек, он задумчиво отошел от своего жилья метров на пятьдесят. Вдруг прямо за его спиной раздался свист, а затем ослепительно сверкнуло. Ракета попала прямо в комнату… Может быть, птицы принимали Джохара за своего, потому что он тоже летал? Это было удивительно и невероятно. В третий раз спасти его они не смогли… но пытались.

Мы жили, как и раньше, ночной жизнью. Из-за окон, плотно заставленных большими листами картона и завешенных одеялами, не проникал ни один луч света. Мы все соскучились по солнцу. Но выходить было нельзя, потому что полсела, звеня ведрами, весь день ходило за водой к хрустальному ключу у них в огороде, расчищенному еще отцом Вахи.

Рано утром, когда все крепко спали, а мы только собирались ложиться, я выходила во двор в сизый сумрак и не могла оторвать взгляд от заснеженных деревьев на крутой горе, прямо напротив Вахиного дома. Они казались мне красивыми в любую погоду. Хотелось идти и идти по голубому снегу вверх по тропинке между ними, вдыхая чистый морозный воздух. Солнце поднималось, деревья розовели… Надо было возвращаться домой, топить печь (она горела днем и ночью), готовить еду, стирать, убирать, делать с Деги уроки. Шестой класс, так же как и второй, я была его единственной учительницей.