Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

Оно стояло над трупом старика или его останками.

Голова мужчины была разделена на две части, кости черепа были полые, а грудная полость раздроблена, как будто была разорвана и выпотрошена. Тварь нависала, изгибалась, приседала, ее очертания колебались, как будто она становилась все более и более сильной с каждым проходящим мгновением.

Она занималась облизыванием трупа, слизывая сочащуюся жидкость, как кошка облизывает новорожденного котенка. Одни части тела твари были тревожно четкими, ужасающе чуждыми, в то время как другие казались еще более отвратительными из-за их бесформенности, — как недавно вылупившиеся осы, белые и частично развитые, слизкие, как слизняки или моллюски, вырванные из их раковин.

От дверного проема он смотрел на эту сцену, веря и не веря в показания своих чувств.

Отвращение и очарование, ужас и восторг объединенные вместе.

Тварь на кровати со своей позиции не видела девушку, не видела, как серебряное лезвие блестело в тусклом свете лампы, как глаза Карины закрылись от слез, когда ее руки снова и снова опускались вниз.

Она рубила ее, просто искромсала. Из ее груди исторгались рыдания с каждым взмахом, с каждым наносимым ударом.

Мерзость, скорчившаяся над трупом, чьи конечности были почти неотличимы от остальных частей тела, не кричала. Но издавала тошнотворное хныканье. Оно зарождалось из голосовых связок и вырывалось из ртов, расположенных в нескольких местах.

Тени комнаты сгустились. Кровь и ихор забрызгали платье и лицо Карины, но она все продолжала рубить.

Щупальца судорожно дергались, скручиваясь, как земляные черви, влажные и толстые.

Наконец, их движения прекратились. Карина упала на колени, ее руки застыли на рукояти меча, суставы были белые, как кости, кулаки сжаты, как тиски.

Она взглянула на него.

— Отдай мне это, — сказал он, протягивая руку, чтобы взять меч. Она сердито посмотрела на него и направила оружие на него, держа его в руках, заляпанных по локоть в крови.

Она поднялась рядом с кроватью, подальше от мокрых простыней и окровавленных одеял. Повернув лицо и меч к нему, она отступила к дверному проему.

— Посмотри, что принесло ваше безумие. По крайней мере, Отец сейчас свободен. И она не касалась меня. Я не запятнана в ее грязи. Прощай, Джонатан. Ты один из них, и она возьмет тебя…

Последние слова Карины он слышал словно издалека. Его глаза не последовали за ней, когда она убежала, скрывшись в лабиринте коридоров, безнадежно потерянная для него. Боль вновь ударила его, как стальное клеймо, вонзившееся в виски.

Внезапный и сильный всплеск обрушился на него.

Его голова запульсировала, и когда он коснулся желвака, он, казалось, был удлиненным, расширенным, опухшим, выпуклым. Боль усилилась в сто раз, и когда он сделал шаг, он пошатнулся, потеряв равновесие. Давление в его голове нарастало невыносимо. Жужжание атаковало его снова, подобно реву тысячи водоворотов.

Он сжал голову, громко крича, когда руки коснулись нечто, что теперь выступало из его виска, как рога или змеи.

Он пошатнулся словно пьяный, стоявший на краю большой пропасти. Он шагнул к центру комнаты. Инерция привела его к постели, и он рухнул в слизкое месиво, пропитавшее одеяла. Его лицо окунулось в зеленую и малиновую слизь, липкую, как сочащийся из разбитого яйца белок. Его руки напряглись в тщетной попытке подняться, касаясь острых осколков черепа старого Маккензи, комков разорванной плоти, липких останков и кусков твари, что поглощала труп Маккензи.

Ахеронские пары поднялись от останков, ужалив его глаза, ноздри, обволакивая его.

Каким-то образом он соскользнул с кровати, и сквозь помутневшие глаза увидел бокал с янтарной жидкостью, полный до краев лекарства. Слепо ползя на коленях и руках, он искал стол, затем нащупал бокал.

И когда он, наконец, почувствовал его в своих пальцах, он опрокинул содержимое бокала в рот, не ощущая вкуса, все чувства были притуплены горячей болью в области его виска.

Он опорожнил весь бокал. Но боль лишь слегка ослабла. Словно в тумане он поднялся на ноги, шатаясь, выбрался в коридор и, спотыкаясь, начал спускаться по лестнице.

Он сдвигал столы в стороны.

Лампы падали с них на пол.

Обрывались толстые шторы, когда он хватался за них, ища поддержки, и много раз падал на пол.

Но он продолжал двигаться, пробираясь по коридорам, опускаясь по лестницам в подземные хранилища, в катакомбы и туннели, которые уводили все глубже, глубже и глубже.

Yhagni pthagi tai kal pthagiis

Yhagni Yhagni Yhagni

Слова всплыли, как барабанный бой, пульсируя с той же регулярностью и интенсивностью, что и его нарост.

Они раздавались как в его собственном мозгу, так и снаружи, из-за пределов, из того места, куда его предательски несли его ноги.

Он знал эти коридоры.

Он двигался инстинктивно, снова и снова, пока не оказался рядом с украшенными изображениями зверей столбами, резными колоннами, в камере с высоким сводчатым потолком.

Сегодня вечером циклы правильны.

Йхагни Йхагни Йхагни

Йхагни грезит в своих снах

Звуки флейт заполнили все вокруг, бесконечным эхо витая между огромных колонн, наклонных стен. Послышался стон. Низкие соблазнительные звуки смешивались с высокой пронзительной музыкой сфер и с шумами в его голове.

В одно мгновение он понял. Циклы были правильны.

Йхагни пришла в своё время. Она отдала им не знак священства к своей плоти, но больше. Она пропитала их своим семенем.

Они служили ей не как отцы, а как носители, хозяева для эмбриона. Один из ее детей вылупился из Маккензи, пожирая его труп и набираясь сил, так же как растущий плод потребляет эмбриональную жидкость.

Йхагни Йхагни Йхагни

Он увидел чудесные двери, и они медленно открывались, призывая, маня. Они требовали войти в тени, где она ждала.

Прежде чем Джонатан увидел ее в ее истинном обличье.

Прежде чем его видение раскололось, и его глаза перестали фокусироваться, поскольку расстояние между ними расширилось.

Прежде чем его голова распахнулась.

И щупальца твари вырвались из треснутого черепа и разломанной грудной клетки.

Прежде чем он упал рядом с открытыми дверями в последнем приступе пароксизма, — Джонатан произнес лишь одно слово…

— МАТЕРЬ.

Перевод: Р. Дремичев

Роберт Чамберс

Жёлтый знак

«Пусть думает красный восход,

Что сделаем с ночью мы;

Звезд призрачный свет умрет,

Настанет царствие тьмы…»

Robert Chambers «The Yellow Sign», 1895

I

Как много в мире вещей, которые невозможно объяснить! Почему, например, некоторые аккорды музыки заставляют меня думать