Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

* * *

Елену я нашел на балконе. Я быстро поднялся наверх и улыбнулся ей. Она сидела, откинувшись назад, со стаканом холодной воды, нерешительно попивая из него.

— Ты не в духе?

— Я долго просыпаюсь… — Она улыбнулась с таким блеском в глазах, что у меня в горле защекотало.

— Слушай, решение проблемы Пертинакса сейчас будет зависеть от оперативности. Не надейся, что компания дворцовых секретарей рано вынесет приговор… — Елена смотрела на меня, оценивая мою реакцию на открытие прошлой ночи. Через минуту я пробормотал: — Как давно ты знаешь?

— С того пира у Криспа.

— Ты не говорила!

— Ты ревнуешь к Пертинаксу?

— Нет, конечно, нет…

— Марк! — нежно проворчала Елена.

— Ну а чего ты ожидала? Когда я вошел вчера вечером, я полагал, что он пришел по той же причине, что и я.

— О, сомневаюсь! — сухо засмеялась она.

Я все еще сидел на перилах балкона, размышляя над этим, когда ко мне пришел посыльный.

Это был раб из Геркуланума; Эмилий Руф хотел встретиться со мной. Я подумал, что это насчет Криспа. Крисп меня больше не интересовал — не считая того факта, что он был добычей, за которую Веспасиан согласился мне заплатить, а я отчаянно нуждался в деньгах.

Я отпустил слугу, пока решал. Елена сказала:

— Это может быть важно; ты должен поехать.

— Только если ты останешься с Петро и Сильвией до моего возвращения.

— Гней никогда не причинит мне вреда.

— Ты этого не знаешь, — сердито сказал я, раздраженный оттого, что она называла его по имени.

— Я нужна ему.

— Я надеюсь, что нет! Для чего?

К тому моменту я был так взволнован, что Елене пришлось признаться.

— Ты расстроишься. Консул убедил его, что он должен снова на мне жениться. — Она была права. Я расстроился. — Ты сам спросил! Слушай, у Капрения Марцелла существуют две великие цели: сохранить Гнею карьеру государственного деятеля и иметь наследника. Внук получил бы имение…

— Я не желаю этого слышать. Иногда ты меня поражаешь; как ты вообще можешь говорить об этом?

— О, девушке нужен муж! — шутливо сказала Елена.

Это было совершенно несправедливо. Я пожал плечами, стараясь выразить свой собственный недостаток общественного положения, и связей, и денег. Потом меня захлестнула безнадежная ярость.

— Ну, ты знаешь, чего от него ожидать! Пренебрежения, никакого интереса — а сейчас, наверное, еще хуже! Он бил тебя? Не беспокойся, будет! — Елена слушала с застывшим выражением лица, когда я сорвался, словно пес с цепи.

— Ну, ты мужчина. Я уверена, что тебе лучше знать! — сухо отпарировала она.

Я спрыгнул с места.

— Делай, что хочешь, моя дорогая! Если тебе нужно быть уважаемой женщиной, и ты думаешь, что это выход, то возвращайся к нему… — Я понизил голос, сдерживая себя, потому что нужно, чтобы она это запомнила: — Но в любое время, когда тебе это надоест, я приду и вытащу тебя отсюда. — Я пошел вдоль балкона. — Вот что называется верностью! — обидным тоном бросил я назад.

— Марк! — умоляюще позвала Елена.

Я выпрямил спину и не стал ей отвечать.

* * *

На полпути по дороге из имения я встретил Пертинакса. Он обучал своих лошадей на поле для верховой езды; даже на большом расстоянии видно было, что он очень увлечен. Оба скакуна стояли на улице. Одного он держал в тени, пока скакал галопом на другом. Все выглядело гораздо основательнее, чем просто легкое развлечение молодого человека, для которого изначально задумывалась эта площадка в тени деревьев. Он профессионально тренировал их. Пертинакс прекрасно знал, что делал; приятно было наблюдать за этим процессом.

Малыш вынюхивал в траве ядовитые растения, от которых у него потом заболит живот. Пертинакс сидел на чемпионе, Фероксе. Если бы он был один, то я бы тогда напал на него и все уладил, но с ним был Брион.

Брион, облокотившийся на столб и жующий инжир, с любопытством посмотрел на меня, но я не стал говорить с ним в присутствии его хозяина. Пертинакс не обращал на меня внимания. То мастерство, с которым он скакал на Фероксе, казалось, подчеркивало преимущества, которые у него всегда будут передо мной.

Под кипарисом лежал свежий коровий навоз, но двух животных, которых я видел там прошлой ночью, не было. У меня возникло такое чувство, что скоро я опять их увижу.

* * *

Я дошел до большой дороги, пока меня не догнал какойто парень.

Ему пришлось добежать только до гермы. Я сидел на большом камне, ругая себя за то, что поссорился с Еленой, ругая ее, ругая его… отчаянно переживая.

— Дидий Фалько!

У этого парня были пятна от рыбного маринада на тунике, проблемы с кожей, о которых лучше не думать, и ужасно ободранные грязные колени. Но если бы он упал в обморок на скамье рынка рабов, я бы заложил свою жизнь, чтобы спасти его от жестокости.

Он вручил мне запечатанный воском блокнот. Почерк был для меня незнакомым, но сердце подпрыгнуло. Записка была короткой, и в каждом слове я слышал рассерженный тон Елены:

«Он никогда не бил меня, хотя я всегда чувствовала, что может. Почему ты думаешь, что я могу выбрать когото в этом роде после того, как познакомилась с тобой?

Не падай в воду. Е.Ю.»

Возвращаясь в дом на Авентине, я иногда находил любовные записки на коврике перед дверью. Я никогда не хранил компрометирующие письма. Но у меня было такое чувство, что через сорок лет, когда бледные душеприказчики будут распоряжаться моим личным имуществом, именно это письмо они найдут завернутым в тряпку, спрятанным в коробочке с письменными принадлежностями среди сургуча.

Тот факт, что Эмилий Руф попросил меня приехать к нему, не означал, что он потрудился быть дома, когда я пришел. Весь день магистрат был в суде. Я пообедал у него дома, вежливо ожидая хозяина. Руф мудро поел в другом месте.

Я уселся на один из серебряных стульев с острыми, как нож, краями, облокотившись на подушки из конского волоса с печальным выражением лица человека, который не может удобно устроиться. Я ерзал под изображением царя Пенфея, разрываемого на клочки жрицами Вакха — милая, успокаивающая вещица для гостиной, — когда услышал, как выходит Эмилия Фауста; я быстро спрятался в дальний угол, чтобы не встречаться с ней.

Наконец Руф соизволил вернуться домой. Я высунул голову. Он разговаривал с факельщиком, красивым рабом из Иллирии, который сидел на крыльце и чистил фитиль интересного фонаря; у него были гремящие бронзовые цепочки для переноски, темные роговые края для защиты пламени и снимающаяся крышка, пронизанная отверстиями для вентиляции.