Последняя война - Кир Булычев

Я спустился на улицу, заказал аэрокар и, не попрощавшись со спутниками, поднялся в воздух. Я летел на восток, к Памирскому институту, где работала Снежина. Я понял, что эти три года я шел к ней. Три года и три часа. Три часа лету от Сухуми до Памира в маленьком аэрокаре».

Девиз: «Память».

— Все, — сказал сам себе Павлыш. — Мы молодцы, хотя можно было бы написать лучше.

Павлыш улегся на койку с рассказом в руках. Прочел его, кое-где поправил. Теперь можно полностью отдаться редакторским обязанностям.

— Есть ли еще желающие сдать рукописи? — спросил Павлыш, заглядывая в кают-компанию.

— Неужели мало? — удивился Малыш. — Я думал, у тебя вся каюта завалена рукописями.

— Так и есть, — сказал Павлыш. — Но мы, авторы, можем потесниться.

— Знаешь что, — сказал Малыш. — Ты бы скорее выпускал альманах в свет. А то начнется торможение, забудем о литературном творчестве.

— И то верно, — сказал Лещук. — Читать нечего.

— Ну хорошо, — сказал Павлыш. — Если что еще будет, заносите ко мне в каюту. А я пока схожу к Бакову.

Старпом был на мостике.

— Алексей Иванович, — сказал Павлыш, — мне нужно тысячу листов хорошей бумаги.

— И не надейся, — сказал Баков.

— Вы же знаете: для альманаха.

— Бумаги осталось две пачки, а она всем нужна. Подходим к Земле, все пишут. И отчеты и дневники.

— Я не спорю, — сказал Павлыш. — И отчеты и дневники. Но, во-первых, бумаги больше чем две пачки. В этом я не сомневаюсь. Вы были бы плохим хозяином корабля, если бумаги всего две пачки.

— Доктор Павлыш, — сказал Баков, — мы космический корабль, а не летающая канцелярия. Вместо чего вы предлагаете мне возить бумагу? Вместо ваших лекарств? Вместо запасных частей к Мозгу? Вместо зубных щеток?

— Ну, а пятьсот листов дадите? — спросил Павлыш.

— Зачем так много?

— Экземпляров тридцать — сорок надо же сделать. Всем членам экипажа, на космодром, в крупнейшие библиотеки мира, в фольклорный институт, — надо, конечно, тысяч пять экземпляров, но я понимаю ваше положение и прошу всего пятьсот листов бумаги. Одну пачку. Одну.

— Нет, — сказал Баков. — И так уже два дня все бегают ко мне за этой бумагой.

Сошлись на трехстах листах. Павлыш и этого не ожидал. Еще листов пятьдесят он собрал по каютам. Притащил кипу листов к себе, взял на мостике копировалку. Приготовил все к работе.

И тут обнаружил, что стопка страниц, лежавшая на столике, за время его отсутствия несколько увеличилась. Прибавилось еще два рассказа. Пришлось их прочесть.

Первый рассказ назывался:

«ПОСОЛ НА ГОРОШИНЕ

Члены Верховного Труля планеты Локатейпан не были бы так подозрительны, если бы не бесконечные интриги жителей Колатейпана — планеты-близнеца. Обе планеты вращаются вокруг одного солнца, по одной и той же орбите, с одной и той же скоростью. И на той и на другой колесо было изобретено в V веке до их эры и первый воздушный шар поднялся в воздух в 1644 году их эры. И те и другие вошли в контакт с Галактическим центром почти одновременно, то есть Локатейпан первым послал заявление, а Колатейпан первым получил ответ. В Галактике считают, что произошло это по той простой причине, что «К» в галактическом алфавите стоит перед «Л». Но на планетах-близнецах думают иначе. Колатейпанцы полагают, что Галактика таким образом признала их превосходство над Локатейпаном, а локатейпанцы уверены, что Колатейпан перехватил и задержал их заявление.

Невозможно перечислить все обиды, которые Колатейпан нанес Локатейпану, тем более что тогда пришлось бы перечислить все обиды, которые Локатейпан нанес Колатейпану. Сказанного достаточно, чтобы понять, почему Верховный Труль Локатейпана, узнав, что с Земли летит к ним посол, испугался, как бы соседи не перехватили посла и не оставили его у себя.

— Они могут пойти даже на подмену, — сказал Жул Ев, самый мудрый в Труле. — Они все могут.

— Но к ним ведь тоже летит посол с Земли, — сказал молодой оппозиционер-скептик.

— А разве мы отказались бы иметь у себя обоих? — резонно возразил Жул Ев.

И скептик был вынужден замолчать.

Несколько минут члены Верховного Труля молчали и думали. Потом решили: посла надо испугать. Вдруг это не посол с Земли, а заурядный колатейпанец?

— Где эксперт по земным обычаям? — спросил Жул Ев. — Позвать его.

Привели эксперта. Эксперт прочел все книжки, которые удалось купить или выменять на марки на пролетавших мимо галактических кораблях, и просмотрел все телепередачи, которые транслировались по четырнадцатой космической программе. Эксперт долго думал. Может быть, несколько дней — мы точно не знаем; наконец придумал.

— Есть на Земле древний обычай, — сказал он. — Я читал о нем в одной чрезвычайно редкой книге, изданной на аммиачной планете Сугре, но наверняка переведенной с земных языков.

— Какой обычай?

— Какой обычай? — заволновались члены Верховного Труля.

— Когда на Землю попадает неизвестный человек и они, люди, хотят узнать, принцесса ли он (я не знаю, что такое принцесса, но полагаю, что это признак принадлежности к людям), ему подкладывают под перину горошину.

— Ну и что?

— Если он — принцесса, то утром обязательно пожалуется, что плохо спал и весь покрыт синяками. Он почувствует горошину даже через десять перин.

— Замечательно, — сказали члены Труля. — Мы подложим ему горошину, а когда он пожалуется, извинимся и скажем, что не заметили, как она туда попала.

На этом бы совещание благополучно окончилось, если бы молодой скептик не спросил у уважаемого собрания:

— А что такое горошина?

Оказалось, даже эксперт не знает, что такое горошина.

Вызвали всех прочих экспертов, но они также не ведали, что такое горошина. Стали рассуждать логически: известно, что у жителей Земли более тонкая и чувствительная кожа, чем у локатейпанцев и колатейпанцев, — пожалуй, это единственное, что их отличает. Значит, надо подложить в кровать к послу такую вещь, которая совершенно не чувствительна для местного жителя, но осязаема для кожи дорогого гостя. Решив так, члены Верховного Труля провели небольшой эксперимент. Принесли десять кроватей и на каждую положили по десять перин. Под перину спрятали по предмету разной величины, формы и степени твердости. Вечером уложили на кровати по ло-катейпанцу, не сказав им о сущности эксперимента.