Бесы Черного Городища - Ирина Мельникова

— Открылись новые обстоятельства, — радостно потер ладони Олябьев. Глаза его сияли. Он присел на свободный стул, оперся ладонями о колени и обвел сыщиков взглядом. — Торжествуйте, господа! Никаких ритуальных убийств. Младенцы благополучно скончались от болезней. Один от скарлатины, другой — от коклюша! Но прошу, не задавайте лишних вопросов. Судебная медицина не достигла таких высот, чтобы определить по останкам, от какой болезни человек скончался.

Убийство — пожалуйста! Даже отравление! Но болезни! Это пока не в наших силах, если останки в чрезвычайно гнилостном состоянии.

— Уймись! — прервал его Тартищев. — Свои лекции студентам в анатомическом театре читай, здесь разговор конкретный.

— Хорошо, хорошо! — закивал головой Олябьев. Сегодня он был необычно суетлив.

Алексей и Иван переглянулись. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Эксперт без повода суетиться не будет.

— Рассказываю. — Олябьев хлопнул себя по коленям. — С младенцами я провозился всю ночь. Искал следы проколов на теле, через которую спускают кровь при ритуальных убийствах. Материал, сами понимаете, был некачественный, ничего не удалось обнаружить. Первый труп ребенка, судя по всему, пролежал в земле более полугода, второй месяца три-четыре.

Я совсем уж было отчаялся сделать заключение, как вдруг заметил, что тряпье, в которое завернуты младенцы, почти не пострадало и по степени ветхости не отличается друг от друга.

Это два одинаковых по расцветке куска старой бязи, сильно испачканной и рваной. Кроме того, мне удалось взять образцы почвы, приставшей к тряпкам и к трупам. И что оказалось?

В пещере трупы были засыпаны мелкой щебенкой и обломками известняка. Но на тряпках и на самих телах я обнаружил частички суглинков. Не составило труда догадаться, откуда они там взялись. — Олябьев приподнялся со стула и назидательно воздел палец к небу. — Слушайте, господа! Наука освободила вас от многих напрасных трудов. Надеюсь, это поможет вам предотвратить беспорядки в городе! Дело в том, что тела умерших своей смертью от означенных болезней детей, а у меня есть на руках свидетельства лечивших их врачей, выкопали из могил и перезахоронили на скорую руку в пещере. Мое мнение: кто-то решил на этом сыграть! Устроить избиение евреев! Но они здесь ни при чем! Я был сегодня на кладбище, и мне удалось обнаружить вскрытые захоронения. По этому поводу там поднялся страшный переполох, ждут очередных скандалов! Набежали газетчики… К несчастью, умершие оказались детьми очень уважаемых в городе граждан. Мамаши в обмороке, папаши жаждут возмездия. Они крайне возмущены и намерены обратиться к господину Батьянову за разъяснениями.

— Ну вот, еще одна плюха по мордасам! — прошептал Иван Алексею. — Это что ж такое творится? Облаву надо устроить, непременно облаву! Оцепить сопку и урочище и процедить тайгу, как сквозь сито.

— Ну и что? Даже если мы кого-то и схватим, какое обвинение мы ему предъявим? Что по лесу шатался? Так это не преступление. А Барин, если он и вправду бандит, давно все просчитал и в лесу хорониться не будет.

— Это точно! — быстро согласился Иван, поймав на себе грозный взгляд Тартищева.

— Так, господа! — Федор Михайлович обвел их взглядом. — Думаю, нужно привлечь нашего старого знакомого Желтовского. Еврейскую проблему надо срочно снять. Пусть опубликует толковую статью о результатах экспертизы. Взамен сдайте ему парочку баек. Словом, не мне вас учить, как привлечь его внимание. И сделать это надо незамедлительно.

Может, попросить репортера взять интервью у счастливого отца? Я имею в виду Гейслера. Этим займешься ты, Алексей.

Поезжай в больницу и прихвати с собой Желтка. — Он покосился на лежащие перед ним бумаги, затем на Олябьева. — Молодец, хорошо сработал. Это нам на руку. Представляю физиономию Лямпе, когда он узнает о результатах экспертизы. Снова упустил случай прославиться. Но думаю, просто так он не сдастся. — Тартищев снова взглянул на бумаги, затем спросил:

— Иван, копии протоколов допросов Шицель-Боммера у тебя имеются?

— Как же! Все успели, прежде чем господин Лямпе их у нас реквизировал. И портрет этого купчины тоже успели со слов Наумки нарисовать. Привлекли самого Василия Сухарева[14]. В тот момент он в участке оказался. По счастью, у него жулики плащ стянули из экипажа. Так что услуга за услугу.

Мы с Алексеем ему быстренько плащ отыскали, а он нам портретик сварганил. Наумка говорит, очень похож получился, негодяй. Почти один в один. Сегодня покажем Сыроварову и мельнику.

— Хорошо. — Тартищев протянул руку. — Покажи мне рисунок. Вдруг его знаю? На моем веку каких только жуликов не мелькало.

Иван подал ему лист плотной бумаги. Тартищев некоторое время разглядывал его, затем вернул Вавилову.

— Нет, не знаком. И впрямь новенький. Но сразу видно, волчара! Не зря Наумка так перепугался. Надо будет этот портрет скопировать. Чтобы у каждого был. Эта тварь заметная!

Мимо не проползет.

Рисунок пошел по рукам. Сыщики внимательно его рассматривали, тихо обменивались замечаниями. Сухарев постарался, и лицо человека на бумаге выглядело как живое. Тартищев опять заговорил:

— Признаюсь, на душе у меня, с одной стороны, полегчало. Теперь мы хотя бы знаем, как выглядел этот чудила. Но с другой — если его опознают мельник и Сыроваров, сколько новых вопросов появится… — Он задумчиво посмотрел на сыщиков. — Спешу сообщить вам целых три пренеприятных известия. Первое — гувернантки в томском дилижансе не оказалось. И как удалось установить, среди пассажиров, отъезжающих из Североеланска, ее тоже не было. Значит, она осталась в городе. Теперь требуется не просто ее найти, но и выяснить, по какой причине она скрылась. Если принять во внимание слова мальчика, она напрямую связана с похитителями.

А сие значит одно: эта особа не за ту себя выдает. Второе: пришла депеша из Санкт-Петербурга. Шляпка, которую вы обнаружили в могиле, была выполнена на заказ для супруги профессора Черногривкина, а та подарила ее гувернантке своего сына Елене Коломейцевой, чуете, господа, к чему я клоню?

Господа чуяли и потому не сводили с него глаз.

— Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: дело явно нечистое. Как могла шляпка Елены Коломейцевой, которая еще несколько дней назад была жива, оказаться в могиле другой женщины, убитой почти два месяца назад? Одно из двух: или в пруду нашли настоящую Коломейцеву, или шляпка была подарена убитой нашей сбежавшей гувернанткой.

— Можно мне? — поднял руку Иван. — Есть соображения.

— Валяй! — кивнул ему Тартищев.

— Я считаю, что настоящую Коломейцеву убили, чтобы воспользоваться ее документами и рекомендациями. А наша гувернантка — истинная пособница бандитов. Жаль, что у нас нет примет этой Коломейцевой.

— Примет? — переспросил Тартищев. И вытащил из лежавшей перед ним картонной папки лист бумаги. — Перед вами письмо, в котором супруга профессора Черногривкина сетует, что Елена Коломейцева пропала. До Томска, оказывается, она не доехала. На службу к прокурору не явилась. Сегодня утром я разговаривал с Гейслером. Он показал мне бумаги своей гувернантки. Они подписаны Аполлинарией Черногривкиной. И самое главное, из письма профессорши следует, что ее гувернантка была шатенкой, а девица, которая предъявила ее рекомендацию Гейслеру, — русая. Вот такой расклад, господа хорошие.