Разбиватель сердец - Михаил Веллер

"Я б таким гостям просто морды арбузом разбивал".

Зощенко.

"Увидев эти яства, мэтр Кокнар закусил губу. Увидев эти яства, Портос понял, что остался без обеда".

Дюма, «Три мушкетера».

"Не извольте беспокоиться, я его уже поблевал".

Колбасьев.

"Попейте, – говорят, – солдатики. – Так мы им в этот жбанчик помочились".

Гашек, «Швейк».

"У Карла всегда так уютно, – говорит один из гостей, пытаясь напоить пивом рояль".

Ремарк, «Черный обелиск».

Цитаты были приведены явно вольно. Некоторые даже слегка перевраны. Уж Чехова и Зощенко я помнил.

Но зачем они владельцу книжки? Эрудиция начетчика? Остроумие бездельника, отлакированное псевдообразованностью? Реплики на все случаи жизни? Блеск пустой головы? Конечно, цитирование с умным видом может заменить в общении и ум, и образованность…

И тут же наткнулся на раздел, близкий к моим размышлениям:

"И находились даже горячие умы, предрекавшие расцвет искусств под присмотром квартальных надзирателей".

Салтыков-Щедрин, «История одн. города».

"Проклинаю чернильницу и чернильницы мать!"

Саша Черный.

"Мосье Левитан, почему бы вам не нарисовать на этом лугу коровку?"

Паустовский, «Левитан».

Объявили регистрацию на мой рейс. Оценив толпу с чемоданами, я взял свой портфельчик и пошел к справочному: пусть объявят о пропаже. У стеклянной будочки топталось человека четыре, и я, не отпускаемый любопытством, листал через пятое на десятое:

"Если б другие не были дураками – мы были бы ими".

В. Блейк.

"Говнюк ты, братец, – печально сказал полковник. – Как же ты можешь мне, своему командиру, такие вещи говорить?"

Серафимович, «железный поток».

"Ничего я ему на это не сказал, а только ответил".

Зощенко.

Страничка 22 вдруг касалась как бы национального вопроса:

"Его фамилия Вернер, но он русский".

Лермонтов, «Герой нашего времени».

"А наша кошка тоже еврей?"

Кассиль, «Кондуит и Швамбрания».

"Меняю одну национальность на две судимости".

Хохма.

Я приблизился к окошечку, взглянул на длинную еще очередь у стойки регистрации – и, отшагнув и уступая место следующему за мной, полистал еще. В конце значились какие-то искалеченные, переиначенные поговорки:

"Любишь кататься – и катись на фиг".

"Чем дальше в лес – тем боже мой!"

"Что посмеешь – то и пожнешь".

Последняя страница мелко исписана фразами из анекдотов – все как один бородатые, подобные видимо тем, за какие янки при дворе короля Артура аовесил сэра Дэнейди-шутника:

"Массовик во-от с таким затейником!"

"Чеготут думать? трясти надо!"

Переделанные строки песен:

"Мадам, уже падают дятлы".

"Вы слыхали, как дают дрозда?"

"Лица желтые над городом кружатся".

Это уже походило на неостроумное глумление. Я протянул книжку милой девушке в окошке справочного и объяснил просьбу.

– Найдена записная книжка черног цвета с цитатами! Гражданина, потерявшего, просят…

Я чуть поодаль ждал с любопытством – подойдет ли владелец? Каков он?

Объявили окончание регистрации. Я поглядывал на часы и табло.

В голове застряли несколько бессвязных цитат:

"Жирные, здоровые люди нужны и в Гватемале".

О'Генри, «Короли и капуста».

"И Вилли, и Билли давно позабыли, когда собирали такой урожай".

Высоцкий, «Алиса в стране чудес».

"Поле чудес в стране дураков".

Мюзикл «Буратино».

"И тут Эдди Марсала пукнул на всю церковь. Молодец Эдди!"

Сэлинджер, «Над пропастью во ржи».

"Стоит посадить обезьяну в клетку, как она воображает себя птицей".

журн. «Крокодил».

"Не все то лебедь, что над водой торчит".

Станислав Ежи Лец.

"Умными мы называем людей, которые с нами соглашаются".

В. Блейк.

"Почему бы одному благородному дону не получить розог за другого благородного дона?"

Бр. Стругацкие, «Трудно быть богом».

"В общем, мощные бедра".

Там же.

"Пилите, Шура, пилите".

Ильф, Петров, «12 сутльев».

"А весовщик говорит: "Э-э-эээ-эээээээээ…"

Зощенко.

"Приходить со своими веревками или дадут?"

Мне вспомнился однокашник (сейчас ему прод сорок, а все такой же идиот), у которого было шуток шесть на все случаи жизни. Через полгода знакомства любой беззлорбно осаживал его: "Степаша, заткнись". На что он, не обижаясь, отвечал – тоже всегда одной формулой: "Запас шуток ограничен, а жизнь с ними прожить надо". И живет!

Вспомнил и старое рассуждение: три цитаты – это уже некое самостоятельное произведение, они как бы сцепляются молекулярными связями, образуя подобие нового художественного единства, взаимообогащаясь смыслом.

Я уже давно читаю очень медленно – возможно, реакция на молниеносное студенческо-сессионное чтение, когда стопа шедевров пропускается через мозги, как пулеметная лента, – только пустые гильзы отзвякивают. И с некоторых пор стал обращать внимание, как много афористичности, да и просто смака в фразах настоящих писателей; обычно их не замечаешь, проскальзываешь. Возьми чуть ли не любую вещь из классики – и наберешь эпиграфов и высказываний на все случаи жизни.

Причем обращаешь внимание на такие фразы, разумеется, в соответствии с собственным настроем: вычитываешь то, что хочешь вычитать; на то они и классики… В принципе набор цитат, которыми оперирует человек, – его довольно ясная характеристика. "Скажи мне, что ты запомнил, и я скажу, кто ты"…

И тут он подошел к справочному – торопливый, растерянно-радостный. Средних лет, хорошо одет, доброе лицо. Странно…

Улыбаясь и жестикулируя, он вертел в руках свой цитатник, что-то толкуя девушке за стеклом. Она приподнялась и указала на меня.

Он выразил мне благодарность в прочувственных выражениях, сияя.

– Простите, – сознался я, мучимый любопытством, – я тут раскрыл нечаянно… искал данные владельца… и увидел… – Как вы объясните человеку, что прочли его записи, а теперь еще и хотите выяснить их причину? Но он готовно пришел на помошь: