Рутина - Евгений Алехин

«Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда, говно собачье, решил ко мне лезть? Ты, засранец вонючий, мать твою, а? Ну иди сюда, попробуй меня трахнуть, я тебя сам трахну, ублюдок, онанист чертов, будь ты проклят, иди, идиот, трахать тебя и всю твою семью, говно собачье, жлоб вонючий, дерьмо, сука, падла, иди сюда, мерзавец, негодяй, гад, иди сюда ты, говно, жопа!» – слова таяли, местами сливаясь с разноцветным фоном. Ящерица изогнулась, смешно и красиво получилось.

Голова начинала болеть от ночных смен. Сперва эта боль была едва ощутимой, но на последней из трех смен обычно перерастала в мощную, почти как зубная, боль. Тогда мне уже не хватало трех-четырех банок. Доходило до шести. Живот вздувался, в нем бродил пердеж. В какой-то момент я просто не вышел на работу, написал Сереге, чтобы он сказал начальству, что я болею и увольняюсь. Впервые мне настолько опротивел склад, что я уволился заочно. Потом все-таки пришлось сделать звонок в бухгалтерию, договориться о дне, когда приду за расчетом.

– Почему вы уволились?

– А что такое?

– Да мне нужно тут написать причину, меня просят вести отчет.

– А. Ну напишите так: нашел работу по специальности.

– Хорошо. Распишитесь здесь.

Мою и Марата книги должны были вот-вот напечатать в Казани. Скоро мы с Костей должны были ехать туда на четыре дня: записать новые треки, сделать концерт и книжную презентацию. Но до этого взял еще одну халтуру: сверстать пару книг на заказ. Я сделал верстку обеих за один день и думал, что почти сразу получу деньги. Но меня еще полторы недели просили что-то менять. Сперва шрифт, они передумали. Для этого пришлось все заново верстать. Потом просили менять иллюстрации, потом просили вносить мелкие правки. Я делал это для одной знакомой, которая занимается поэтическими фестивалями, и запросил очень скромную сумму. Одна из книг была сборником стихов разных авторов. Вторая – эссе с кадрами из фильмов. В общем, я понял, что удаленная работа за компом хуже смерти. Это совсем убивало желание писать прозу, а проза и жизнь для меня почти одно и то же. Поэтому больше я решил ничего, кроме как для «Ил-music», не верстать.

В центре Казани тогда было «Питер-кафе», место с дешевым пивом и какой-то едой, Маевский хорошо знал хозяев. Там я провел вечер, когда вышли книги. Обложка моей мне очень нравилась, там был изображен старый радиоприемник на подоконнике. Хозяин стоял за баром и попросил глянуть книгу. Я протянул ему. Он с удивлением показал мне точно такой же приемник, как тот, что был изображен на лицевой стороне.

– Так художник же местный. Может, у вас он и вдохновился?

– Давай я куплю книгу? – спросил хозяин.

– Давай лучше обменяем на пиво.

За столиком сидел мой друг Оскар, который записал гитару в новые треки, и он сказал:

– Вот. Думаю, мы присутствуем при историческом моменте!

Он был прав.

– Алхимия! Превращаем говно в пиво, – сказал я.

Я глотнул и почувствовал, что это первая настоящая моя книга, а другие не в счет. Такая благодать снизошла на меня. Какие бы работы меня ни ждали дальше, – сказал я себе и Оскару, – я постараюсь запомнить этот момент слияния с призванием.

Но, с другой стороны, в нем уже содержалась смерть. Личность стиралась, сомнения исчезали, оставалось только ремесло как прямая – без возможности свернуть. Я выпил несколько кружек, чтобы движения на этих санках приобрели хоть какое-то подобие зигзага. Люди заходили, покупали книги, я их подписывал.

Костю бросила Дарья, об этом его куплет в песне «падение», и, мне кажется, это один из лучших его куплетов, может быть, и лучший. Для Кости начался тяжелый период, который продлится года полтора. У меня внешне все было хорошо, но после свадебного запоя (саму свадьбу и запой я не описал, все верно, дорогой редактор, смирись, пусть это останется белым пятном, как и ебля со школьницей, знаю, тебе бы хотелось подробностей, но это стоит отдельной повести!) в тяжелом похмелье тонул в сомнениях. Неужели все себя так чувствуют, женившись? – думал я. Снова и снова слушал Костин куплет и плакал, глядя на осень и готовясь к поездке. Оксана дорабатывала последние дни, я убирался в квартире, борясь с желанием спрыгнуть с балкона. Я процитировал последнюю фразу из книги Марата в своем куплете: «Люблю тебя так, что мне хочется спрыгнуть с балкона…» Несколько месяцев опять я был на строгой веганской диете, но утром после вечеринки решил доесть все, что осталось от гостей, – в том числе мясное. Мне казалось, что нужно набить себя как можно плотнее, чтобы алкоголь впитывался в еду.

Так я им пропитался. Думал, что порочная еда – трупчатина – как-то впитает яд. Сейчас-то я знаю, что в таких случаях вообще нельзя есть, надо только пить и пить воду в огромных количествах. Но тогда я оплакивал свою судьбу, Оксанину жизнь, которую она связала с такой подлой скотиной – и жизни кур и коров, – запихивая в себя курятину и сыр. Я мыл пару тарелок, потом ложился плакать, в сотый раз включая трек. Потом убирал со стола и через десять минут опять проваливался в Костины слова.

Конверты с подарочными деньгами лежали в тумбочке, нам предстояло вскрыть их все и посчитать. Потом посчитать деньги с книг и концертов. Потом купить билеты и улететь. Для Габлика мы нашли новую хозяйку. Устроили прощальный вечер. Но я боялся, что, когда мы останемся наедине друг с другом – в этом свадебном путешествии, там и вскроется, что «внутри у меня пустота, как у гребаного Дракулы», как сказал бы Микки Рурк.