Мёд жизни - Лидия Сычева

Недавно Кыся пережил ужасный стресс – Галия принимала Серёжу, они ужинали при свечах и разругались по пустякам, он уехал домой, хлопнув дверью, а она с горя подалась на дискотеку. Непогашенные свечи оплавили стол – хорошо, что он был из дорогого пластика, а так бы – прощай, квартира! Галия приехала под утро. Кыся жалобно мяучил у дверей, в комнате пахло горелой шиной. Пронесло – повезло Галие!

«Все мои знакомые думают, что у меня от мальчиков отбоя нет. Еще бы: молодая, симпатичная, успешная. Не замужем. Детей нет. Но ведь и мужиков нет! Где их взять?! Для меня деньги не главное, главное – чувства. Пробовала я пожить и с простым мальчиком – он менеджер торговой фирмы. Начиналось все хорошо. А потом я вижу, что он просто-напросто пользуется: моей машиной, квартирой, деньгами… Очень мало сейчас мужчин с чувством собственного достоинства. Особенно если это небогатые люди. Да и где я с ними встречусь, если вращаюсь только в своей среде? А те мальчики, что при деньгах, – либо женаты, либо у них есть постоянные девочки. И Серёжа, похоже, дохлый номер. Самое большее, на что я могу надеяться, это родить от него ребенка. Конечно, ему выгодно со мной поддерживать отношения – я ему помогаю по службе, он же не разбирается в банковской механике. А я ему подскажу: здесь то-то и то-то… Это развивает его бизнес. Но годы идут, и лучшая часть моей жизни уже позади», – размышляет Галия, помешивая соломинкой коктейль. В эти минуты лицо её лишено обычного «рабочего» напряжения, и в чертах нет той властности и силы, которые возникают, когда она говорит с клиентами. Сейчас она просто усталая девочка, лишенная настоящей нежности и ласки.

Рядом с Кремлём, в ресторане «Замечательные люди», Галия полдничает вместе Аллой Ребо, киношницей, с которой она познакомилась в ту памятную поездку в Египет. Алла – женщина потасканно-богемного вида, с темными от курения зубами, с непрокрашенной сединой в черных, как скворечьи крылья, волосах. Она любит украшать себя огромными круглыми бусами, перстнями из серебра, любит говорить молодежное слово «жесть», которое из ее ярко-накрашенных уст звучит как ругательство. Алла хочет снять про Галию документальный фильм и поощряет свою будущую героиню к дальнейшей откровенности.

«Мы с Серёжей в основном встречаемся по средам и пятницам – дома он говорит, что у него ночные дежурства. Ключи у него есть. Я приезжаю, в квартире уже пахнет кипяченым молоком – Серёжа так следит за здоровьем! На ночь он, кстати, не ест. И меня пытается приучить. Но на работе у меня такой аврал, иногда только и удается кофе глотнуть. Серёжа не пьет, не курит. Привозит обычно несколько дисков – посмотреть со мной кино. А у меня от усталости глаза слипаются. Иногда и не хочется, чтобы он приезжал. Думаешь – доползти бы до кровати и никого не видеть».

Алла мудро улыбается, прокуренно басит: «За все надо платить, моя детонька…» Галия не спорит: «Теперь это, конечно, ясно. Но и жизнь свою я уже не смогу изменить. Иногда, правда, хочется расслабиться. Даже в середине рабочей недели мы с девочками как загудим! От Серёжи я скрываю – зачем ему лишние знания?! А я люблю выпить – как-то забываешь обо всем, легче становится. На следующий день на работе все нормально, но вечером спать хочу невыносимо. Серёжа мне сочувствует: вот, мол, как ты выкладываешься… Я поддакиваю: ага, точно».

Галия говорит Алле о том, что все чаще она чувствует неустойчивость окружающей жизни, личную неустроенность и разочарование. Что в завтра нет никакой уверенности, а сил становится все меньше. Что жизнь постоянно вырывается из ее «доверительного управления», акции падают, обязательства растут. Собеседница понимающе качает головой, курит длинную сигарету, увядшей рукой поправляет жесткие пряди. «Послушай, – говорит она Галие, – а ты не пробовала впасть в православие? Сейчас это модно. Говорят, некоторым помогает. Чистка организма».

Нет, для Галии этот путь невозможен, хотя иногда, от тоски, она и заходит в церковь. Но она не так давно помирилась с матерью, и что, опять заводить скандал – теперь уже из-за веры? Галия купила матери квартиру во Владимире (там же поселился и брат Алмаз, у которого собственный небольшой бизнес – грузовые перевозки). Конечно, с матерью нет уже той родственной близости, что была когда-то в детстве. Но Галия привезла ей норковую шубу из Эмиратов, задарила племянников красивыми игрушками (у Алмаза двое мальчишек). Галия даже уступила просьбам матери и встретилась с отцом – впервые за много лет. Ей стало жаль его – старый, больной, одинокий человек – жена давно его бросила. Галия не то чтобы простила отца. Прошлое заслонили другие события, и то, что казалось когда-то важным, теперь ничего не значит.

Галия подзывает официанта и заказывает себе бренди. Сейчас ей станет веселей. Нет, пусть Алла не переживает, она не сопьется – Галия сумеет остановиться, когда почувствует опасность. Она – сильная девочка. Все ещё сильная. Но бывает, что обстоятельства выше нас. Даже очень сильные мальчики не могут развернуть ход льдин в половодье. (Кстати, и это было в ее жизни – она чуть не утонула в детстве, катаясь на льдинах.) Ну что же, будь что будет – и Галия озорно подмигивает древней, как египетская мумия, киношнице. Пусть Галие бывает грустно, но ей пока не надо бодриться или погружаться в философию – ещё есть силы, чтобы жить бездумно, одним днем, одними инстинктами…

Кума Полина – женщина с шармом. Высокая, чуть располневшая в талии, с длинными руками и ногами, с длинным носом, который, впрочем, её красит; с длинными миндалевидными глазами, длинной улыбкой, открывающей ряд блестящих, сияющих здоровьем, зубов. И в голову не придёт, что зубы – не свои, металлокерамика, уж очень они естественно «сели».

– Ой, кума! – Полина так радостно вскрикивает, так всплескивает руками, как будто клад с золотыми монетами в огороде нашла.

Кума Зинаида – женщина непредсказуемая. Вот и сейчас – без звонка, без предупреждения, вдруг заявилась к Полине.

– Ой, кума, да мы сейчас с крестницей гостевать тебя будем! Машенька, обними маму Зину! Это ж твоя крестная! Я тебе про неё много рассказывала!

Дети Полины – длинная Машенька, и, короткая, подпрыгивающая, как мячик, Оля, испуганно смотрят на «маму Зину». Она – в деловом костюме, худая, со слегка ссутуленными плечами, с измученным, будто после больницы, лицом.

Зинаида не была в гостях у кумы лет десять, наверное. Машеньку и крестили без неё, она её последний раз в ползунках видела.

Машенька, после страшного взгляда матери в её сторону, решительно кидается обнимать смутившуюся Зинаиду и троекратно, как на Пасху, целует её.

Оля, наблюдая эту сцену, заливисто смеется. Лицо её, круглое, как арбузик, с большим щербатым ртом, выражает довольство и счастье.

Зинаида одаривает детей большими коробками конфет, а Машеньке ещё и набор шампуней вручает.

Кругленькая Оля, надув живот, водит ножкой, вытянув носок, руки уперла в бока.

– Глядите, тётя, как я могу! Плавда, я балелиной буду?..

– Ой, детки, показали себя, поглядели на маму Зину, теперь идите на улицу. Погуляйте, не мешайте взрослым. Машенька, кроликов не забудь покормить, – спроваживает дочерей мать. – Ой, кума, и борщ у меня есть, и картошка с мясом тушеная, и пирожки с яблоками, вчерашние, правда, но не зачерствели ничуть. По секретному рецепту сделаны, мне Марьяна его продала за ведёрко сеянки. Никому не даю, но тебе скажу! – частит Полина.