Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

Его выходки стали притчей во языцех и обретали подлинно римский, имперский масштаб, чему, быть может, наиболее красноречивым свидетельством являются его гастрономические вкусы: больше всего он любил язык петуха. Лев X обожал пышные застолья, во время которых гостей развлекали певцы, клоуны, карлики-акробаты, даже турнирные бойцы; подавались же на стол дюжины блюд, каждое на новой серебряной или золотой тарелке. Иные смены блюд сопровождались целыми спектаклями: из пирогов вылетали соловьи, из пудингов выползали переодетые в херувимов мальчики. Как ни странно, никакой сексуальной подноготной в этих сценах не было. Лев X любил быть зрителем, но сам в спектаклях не участвовал. Он с восторгом хлопал в свои пухлые ладони при виде причудливо одетых гуляк, танцующих на маскарадах при свете тысяч свечей, и его совершенно не смущало то обстоятельство, что многие из этих танцоров в масках были кардиналы со своими куртизанками. А больше всего Лев X любил охоту, хотя как раз к ней-то он был совсем не приспособлен: умелый и бесстрашный наездник, он, увы, совсем не разбирал дороги, так что для него специально ловили сетью кабана и подтаскивали к нему, а Лев X, размахивая копьем, зажатым в одной руке и прижимая очки к подслеповатым глазам другой, добивал зверя.

Добродушный, но несдержанный характер Льва X особенно красноречиво проявляется в его отношении к любимому домашнему животному — индийскому слону по кличке Ганно. Появление его в городе вызвало большое волнение, ибо ничего подобного со времен Ганнибала, то есть за последние полторы тысячи лет, здесь не видели. Ганно был прислан Льву X в подарок королем Португалии, вдобавок к десятку экзотических птиц, двум леопардам и целому косяку персидских жеребцов, доставленных из Азии в Европу португальскими купцами-первопроходцами, искавшими новые морские пути торговли с Дальним Востоком. Говорят, папа был просто влюблен в этого прирученного слона, а особенно его трогало то, что при его появлении Ганно опускался на колени и начинал громко трубить. Когда Ганно заболел, Лев X не на шутку опечалился; он вызвал медиков и посулил награду в 4000 флоринов тому, кто вылечит его любимца. В какой-то момент Ганно вкатили слабительного общим весом около 400 унций, но и это не помогло, и скоро бедняга умер, повергнув своего хозяина в истинное горе. Для Ганно была вырыта большая могила, для которой папа заказал Рафаэлю портрет покойника в натуральную величину, а сам сочинил прочувствованную эпитафию на латыни.

Впрочем, эти невинные выходки были обманчивы, ибо в момент опасности Лев X действовал быстро и беспощадно. В 1517 году несколько кардиналов во главе с влиятельным Петруччи и с участием вечно недовольного Содерини замыслили заговор с целью убийства папы. Способ убийства был жесток и коварен: известный хирург Баттиста да Верчелли должен был за деньги пропитать ядом марлю, используемую для лечения геморроя, которым страдал папа. Дабы обеспечить себе алиби, кардинал Петруччи уехал из Рима, но шпионы Льва X перехватили одно из его писем, в котором глухо говорилось о заговоре. Верчелли был схвачен, поднят на дыбу и вскоре раскрыл замысел Петруччи. Лев X послал за ним, гарантируя безопасность, под поручительство испанского посла. Но в тот самый момент, когда Петруччи предстал перед папой, его схватили вооруженные люди и под крики о предательстве бросили в темницу замка Сан-Анджело. Присутствовавший при этом посол Испании пришел в ярость: задета его честь. Но Лев X привел в оправдание своих действий теологический аргумент: гарантии папы не имеют силы, если не было специально оговорено, что тот, кому они даны, намеревался убить его.

Этот сомнительный аргумент на посла не подействовал, но явно нарастающий гнев папы заставил его замолчать.

Затем Лев X собрал всю консисторию и на повышенных тонах потребовал открыть имена других заговорщиков. Он едва сдерживал себя, никто ранее не видел его в таком состоянии; правда, кое на кого оно не подействовало, подобное поведение так на него не похоже, что, быть может, это всего лишь спектакль. Одного за другим кардиналов приглашали сделать шаг вперед и именем Бога поклясться в своей невиновности. Когда очередь дошла до кардинала Содерини, он поначалу уверял, что о заговоре ему ничего не известно, но когда Лев X нажал на него, залился в конце концов слезами и, признавшись во всем, бросился к ногам папы и принялся молить о милосердии и сохранении жизни.

Став свидетелями этой жалкой сцены, другие кардиналы, втянутые в заговор, тоже признали свою вину. К удивлению многих, Лев X проявил великодушие, и заговорщики были приговорены всего лишь к штрафу, правда, крупному — двадцати тысячам золотых флоринов.

Благодарные кардиналы удалились и быстро собрали требуемую сумму, но тут выяснилось, что произошло недоразумение: двадцать тысяч флоринов должен заплатить каждый. Новость заставила заговорщиков содрогнуться. Иные, бормоча проклятия, заплатили, кое-кто, в страхе перед разорением, бежал из города. Собранные деньги пошли на уплату долгов, накопившихся в результате любви папы к разного рода излишествам. Но во избежание дальнейших поползновений душа заговора, кардинал Петруччи, был задушен в темнице руками папского палача — мусульманина, которого держали специально для подобных случаев (ни один палач-христианин не рискнул бы казнить кардинала).

Для хирурга Верчелли подобного рода изыск был не нужен. Его подвергли пытке раскаленными щипцами, а затем протащили, привязанного к конскому хвосту, по улицам города и повесили на мосту перед замком Сан-Анджело.

Укрепляя свои позиции, Лев X пошел на беспрецедентный шаг — назначил тридцать новых кардиналов, либо из родственников, либо из числа церковников, доказавших свою преданность Медичи. Те из новых избранников, кому это было под силу, внесли значительные вклады в папскую казну, по-прежнему пребывающую в плачевном состоянии, несмотря на штрафы, которым были подвергнуты провинившиеся предшественники, лишенные ныне своих должностей в пользу новых протеже Медичи. В это же примерно время перед Львом X возникли новые семейные проблемы: умер, не оставив законного наследника, его младший брат, герцог Немюрский, Джулиано. Связи с французской знатью, которым Лев X придавал в своих стратегических замыслах решающее значение, опасно ослабли. Теперь его взгляды обратились в сторону племянника Лоренцо, герцога Урбино, сменившего Джулиано в качестве доверенного представителя папы на посту правителя Флоренции. Молодой Лоренцо постепенно усваивал манеры и стиль поведения, соответствующие высокому титулу. Он стал первым, кто потребовал знаков уважения к государю: при его появлении гонфалоньер и члены синьории должны были кланяться и снимать шляпы. Новый капитан-генерал Флорентийской республики явно задевал республиканские чувства своих подданных, он даже отрастил бороду, что во всей Италии считалось признаком принадлежности к аристократии, а во Флоренции — дурным вкусом. Его старший и более мудрый кузен кардинал Джулио, архиепископ Флорентийский, тактично советовал Лоренцо вести себя поскромнее, но герцогу Урбино мнения его незаконнорожденного сородича были неинтересны.

Каковы бы, однако, ни были свойства Лоренцо, Льву X приходилось мириться с тем фактом, что будущность семьи Медичи напрямую связана с этим высокомерным молодым человеком. Другие ее старшие представители — сам Лев X и кардинал Джулио — были людьми церкви, и, стало быть, законных наследников у них быть не могло. Возникла даже угроза того, что род вообще пресечется, ибо хотя герцогу Урбино было всего двадцать пять лет, у него уже обнаружился туберкулез, и к тому же ходили слухи, что он заразился сифилисом. Лев X вступил в переговоры со своим французским союзником Франциском I, в результате которых было заключено брачное соглашение: Лоренцо, герцог Урбино, женится на принцессе из рода Бурбонов, кузине короля Мадлен де ла Тур д'Овернь. Таким образом, Медичи могут породниться с королевской кровью. Но вскоре стало ясно, что в последний момент планы Льва X могут рухнуть. По возвращении новобрачных из Франции обнаружилось, что Лоренцо смертельно болен, да и принцесса Мадлен выглядела далеко не крепкой здоровьем.