Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! - Анна Гаврилова

— Да вроде бы и так… — начала было женщина, испуганно глянув на посланца.

Но Розмич приложил к устам палец и произнёс:

— Князь вскорости уж вернётся, как справит тризные дни… И обо всём поведает.

— Тогда в добрый путь! Боле не держу… — молвила Силкисив, задохнулась, но, приложив ладонь к груди, всё же справилась с горестным криком, готовым было вырваться наружу. — Да хранят тебя боги, Розмич! — проговорила княгиня и знаком отпустила дружинника.

Едва тот вышел за порог, подскочила девка-прислужница. Поклонившись в пояс, прощебетала:

— Тебя, доблестный воин, видеть хотят.

— Кто? — нахмурился Розмич.

— Дело Белозера касается, — невпопад ответила девка и заторопилась прочь. Через пяток шагов остановилась оглянуться.

«Вот уж… княжий терем! — с досадой подумал дружинник. — По тесной деревенской избе вести разлетаются куда медленней!»

Розмич не сомневался — за ним прислал кто-то из знати, вхожей в княжий терем. Он за Олеговым поручением мог отказаться от навязанной встречи, но больно любопытно стало — кто же столь проворен и хитёр, что сумел услышать тайный разговор. Да и храбр к тому же: трус не станет звать на встречу вот так, сразу.

К великому удивлению воина, девка привела в горенку. Не убогую, но слишком простую, чтобы с ходу опознать в ней прибежище первой жены князя Олега.

Она стояла посреди. Высокая, в меру пышнотелая, одетая по обычаю своей страны — в длинное цветастое платье с узкими длинными рукавами, поверх которого была рубаха плотной ткани с откинутым капюшоном. Плечи окутывало покрывало, расшитое серебряными и золотыми крестами.

Волосы заплетены в косу, собранную на затылке, гордо вскинутую голову вместо княжеского обруча венчает диадема, каких в славянских землях не найти. На белом лице россыпь конопушек, да в тусклых зелёных глазах — тоска, которая никак не вяжется с семью радужными цветами дорогих одеяний.

Прежде Розмич видел Риону всего пару-тройку раз и то мельком. Рыжеволосая женщина жила чуть ли не затворницей, с осуждением смотрела на варягов да словен и их обычаи. Народ сперва удивлялся, после — злился, не понимая, почему дочь заморского властителя таится от людских глаз, подобно ночной нежити. Остыл, прознав о горькой её судьбине…

Сам Розмич считал судьбу Рионы непримечательной: ну влюбилась дочь скоттов[35]в зеленоглазого Олега-Одда, ну приехала вслед за ним в дикие земли словен, и что? Знала ведь — не быть ей единственной. Не бывает так, чтобы у князя только одна жена! И нет ничего особенного в том, что Олег взошёл на ложе с другой. И если кто и виноват, что любит Рюриковну крепче зеленоокой — первой, так это она же сама, Риона. Девочку родила — не сына, а у Силкисив сразу Херрауд народился. Впрочем, горевать тут вообще не о чем — дела житейские.

Дружинник совершил положенный поклон и замер в ожидании.

Княгиня не спешила говорить, мерила Розмича внимательным взглядом, будто решая, достоин ли тот услышать волшебный голос. Наконец Риона произнесла:

— Ройзмич. Ты отправляться в Белозеро?

Воин кивнул и невольно поморщился: княгиня не сильно коверкала слова, но было ясно — по-словенски говорит редко.

— Я просить… услуга, — продолжила Риона. — Ултен, кульдей из моя свита, мечтать посетить озёрный край. — И пояснила, предупреждая вопрос Розмича: — Писать деяния вендов. Ты взять его с собой?

— Кто таков кульдей?

Розмич про то, что славяне ещё и «венды», разумел. Знал и то, что мудрый князь привечает могущих создавать черты и резы. И всё равно хотел ответить, мол: не велено, да и поход предстоит не увеселительный. Но княгиня и в этот раз опередила:

— Божий человек[36], кульдей странствуй по миру. Он неприхотливо и толково, — путалась Риона. — Не быть в тягость. Орвар-Одд не серчать.

Ну что тут возразишь?! Да и осмелится ли простой дружинник перечить жене князя?

— Как прикажешь, — поклонился Розмич. — Где найти этого Ултена?

…Покидая покои Рионы, дружинник хмурился.

Его беспокоил не священник, навязанный в попутчики, а странная осведомлённость первой жены Олега. Впрочем, выяснять подробности Розмич не собирался: это бабьи войны, в кои мужику соваться нельзя. Иначе, не ровён час, сам обабишься.

Ловчан поджидал Розмича у гридни. Рядом с ним стоял грузный мужик, вовсе не старый, но с окладистой рыжеватой бородой и выпученными рыбьими глазами. И хотя прежде Розмич купца Жедана не видел — сразу признал. Судя по одёже, дела у того идут неплохо. Видный человек.

— Здрав будь, — кивнул Розмич.

Взгляд у купца нагловатый, цепкий. Голос — басистый, раскатистый.

— И тебе не болеть, — слегка поклонился Жедан. — Говорят, дело у тебя ко мне?

— Верно. Я с малым отрядом в Белозеро иду, а ты, если молве верить, лучший путь знаешь.

— Знаю, — отозвался Жедан с ухмылкой. — Да только провожатым не нанимаюсь.

Розмич криво усмехнулся. Вот же лисье племя! Понял, не в провожатые зовут, а всё равно вертится, языкастость свою показывает. Что ж, плох тот купец, который без торга по рукам бьёт. Но и дружинники не лыком шиты!

— Князь Олег велел мне с тобой, на твоей лодье, идти, — сказал дружинник, снимая с пояса полный дирхемов кошель и взвешивая его в ладони. — Заодно тебя да товар охранять.

Взгляд купца не переменился, остался по-прежнему наглым. Простому человеку могло бы показаться, что и вовсе на кошель не глянул.

— Так ведь лодья у меня, та, что для тех рек годится, одна теперь на ходу. Невелика, да и старовата. Вот, и её латать недавно пришлось. А товара много накопилось. Коли тебя и твоих молодцов с собой брать, часть сгружать нужно, а это убытки. Кошель-то для такого дела худоват…

«Вот ведь жук!» — воскликнул Розмич мысленно. А вслух сказал: