Академия Грайн. Выпускной курс - Кристина Кандера

— Извини, Ян, — Лиз резко оборвала Абзалова, — я искала твоих родителей, чтобы попрощаться.

— Уже уходишь? — Северьян выглядел расстроенным. — Лиз… ну… прости, не хотел тебя расстраивать. Останься еще немного.

— Ты меня не расстроил. Просто я устала. Извинись за меня перед родителями.

Все! Хватит с нее этих вечеринок. Лиз решительно направилась к выходу, с досадой отметив, что Северьян идет следом. Наконец, он догнал ее и осторожно взял под руку.

— Ты злишься…

— Ян… я не злюсь, но, знаешь, мало приятного, когда мою личную жизнь обсуждают все, кому не лень. И я хочу домой. Устала.

— После этого приема, мы собирались завалиться в клуб. Поехали с нами. Предки пусть разбредаются по домам, а мы… Лиз, молодость бывает лишь раз и она быстро проходит!! Давай же!!

Девушка лишь поморщилась. Клуб, шум, громкая музыка, не очень трезвые сопровождающие… возможно еще несколько дней назад она бы с удовольствием согласилась и попыталась отрешиться от собственных мыслей и переживаний, заглушив их музыкой, алкоголем и компанией таких же баловней судьбы, как и она сама, как Северьян. Возможно… Но сегодня она хотела тишины. И одиночества. И да, слова Абзалова, больно резанули по сердцу.

Неужели всем все было ясно? Все вокруг видели, что у их с Егором отношений нет будущего? Все, кроме нее самой? Почему? Неужто в этом мире любовь ничего не значит?

— Нет, Ян. В клуб я не поеду. Возможно, в другой раз.

Девушка позволила расстроенному Абзалову накинуть ей на плечи шубку, и проводить к такси.

На крыльце они остановились, машина уже подъехала, Лиз же задержалась на несколько мгновений, чтобы попрощаться с Абзаловым, обернулась к нему.

— Ян…

— Лиз, — Абзалов чуть подался вперед, обхватил ладонями ее лицо, — ты знаешь, я… — его лицо приближалось, и девушка замерла на месте, не зная, что делать дальше.

Их отношения с Северьяном были скорее дружескими, даже приятельскими. Да, Лиз знала, что сам Ян был бы не прочь перевести их на другой уровень и даже предлагал ей… как-то, пару лет назад, начать встречаться. Тогда девушка ничего ему не ответила, перевела все в шутку, благо ситуация позволяла и в дальнейшем старалась избегать двусмысленностей. А потом у нее был Егор, и ей вообще не было никакого дела до Северьяна Абзалова.

А теперь? Что она почувствует, если Абзалов вдруг ее поцелует?

Они ведь уже целовались… как-то давно, в клубе. Оба были не совсем трезвы, слишком веселы и тот случай не казался чем-то особенным. По крайней мере, Лиз выбросила все это из головы и продолжила жить дальше. А сейчас? Что она почувствует сейчас?

Узнать это у Лиз так и не вышло. Яркая вспышка ослепила на миг, щелчки камеры Лиз скорее почувствовала, нежели услышала на самом деле. Северьян резко отстранился и выругался.

— Кто пропустил на территорию особняка журналистов? — взревел он, резко оборачиваясь к охране, застывшей на крыльце. — Немедленно разберитесь. За что вам только жалование платят!!

Не став дожидаться продолжения, Лиз развернулась и легко сбежала по ступенькам, села в такси и, назвав адрес, устало откинулась на спинку сидения.

А дома ее ждал сюрприз.

— Папа!!! — девушка бросилась на шею родителю и как в детстве повисла на нем. — Ты приехал!! Как же я соскучилась!

За окном падал снег. К ночи метель усилилась. Роан сидел у камина, неторопливо, задумчиво как-то перебирая волосы дочери. Лиз свернулась клубочком на диване, положила голову на плечо отцу и невидящим взглядом смотрела на огонь.

У Шермера болело сердце и душа рвалась на части. Он, мужчина, воин, защитник. Сильный и несгибаемый, железный даже, как иной раз называли его, что враги, что коллеги, не знал сейчас, что ему делать. Душа рвалась свернуть голову тому, кто посмел причинить боль его ребенку. Умом понимал, что нет том ничьей вины, что так сложилось, что это просто… жизнь. А сердце кровью обливалось, и пальцы сами собой сжимались в кулаки. И будь он чуть моложе, не утерпел бы, сорвался и… натворил бы дел определенно. Водилось за ним этакое вот… несдержанность, вспыльчивость, как и за всяким менталом. И пусть он всю свою жизнь старательно вытравливал из собственной души все это непотребство, время от времени натура давала о себе знать.

— Ты тоже считаешь, что у нас бы ничего не получилось? — тихо спросила Лиз. Она пригрелась под боком у отца, излила ему душу, выплакала боль, что свила гнездо на сердце и терзала его. Нет, она не прошла, но затаилась, свернулась комочком и перестала выпускать длинные иголки, разрывая это самое сердечко на ошметки. — Что разница в социальном положении и мировоззрении многое значит?

— Мне трудно судить, — Роан старался держать чувства под контролем, хоть и тянуло выругаться да так, как не то что при дочери — в кабаке каком не всегда уместно будет. А еще пойти и… нет, бить морду мальчишке только потому, что тот не оценил, не принял, не смог… что? — ответить на чувства взаимностью. Не правильно это как-то, да и… не солидно, что ли. И потом, разве лучше было бы, если бы он притворился? Не испытывая чувств дурил бы девочке голову, морочил обещаниями, играл ей. Так-то Роан понимал, что уж лучше так, как есть. А сердце вот все одно болело. И злость… злость в душе клокотала, точно вулкан разбуженный. Это ж каким надо быть, чтобы не оценить, не полюбить, не… Гордый. И сильный. А еще принципиальный до такой степени, что от этой его принципиальности зубы сводить начинает. И ведь мог бы… мог бы прийти к нему, воспользоваться ситуацией… а не стал, стервец.

— Пап? — Лиз завозилась, голову приподняла, чтобы заглянуть отцу в глаза. — Ты чего?

— Ничего, — с трудом выдавил из себя улыбку и на макушку дочке надавил, опуская ее голову туда, где она и была до этого момента. Не следует девочке видеть, какие страсти бушуют в душе ее родителя, ой, не следует. А то тоже разволнуется, еще себя винить начнет. Ни к чему это. Лиз девочка умная, наивная слегка и жизни не знает, но то дело наживное. — Просто задумался.

— О чем?

О том, что некоторые горды дальше своего носа не видят.

— О тебе. Об этом… Егоре твоем. Не знаю я, что тебе сказать, детка. Любовь… она же как, не выбирает. Нельзя заставить полюбить. То есть, оно конечно же можно, и не мне тебе рассказывать, как это делается, только… от такой вот, наведенной любви толку обычно чуть. Да и тебе это не подойдет. А сердце… оно само выбирает, кого ему любить. И если уж так сложилось, что… нет ответа, так может оно и правильно.

— Правильно, — Лиз вздохнула. — Только… больно очень. Почему так больно?

— Это пройдет.

Конечно пройдет. Оно-то всегда проходит. Не всегда, правда, получается так, чтобы насовсем и с концами, но проходит. Притупляется со временем, раны рубцуются.

— И все же… я не понимаю, пап, почему так? Разве деньги… они так много значат? Или мнение окружающих? Положение это… общетвенно-социальное?