Зачет по выживаемости - Василий Гриневич

Чарру населяют две расы: так называемые амазонки и трехглазые женщины-птицы. Взаимоотношение между ними не ясно. Известно только, что женщины-птицы обладают сверхсильными парапсихологическими способностями. Кое-какие факты можно, например, объяснить гипнотическим воздействием на мозг человека. Но не все.

Ни одна из экспедиций не видела на планете мужчин. Как происходит смена поколений тоже непонятно, возможно, путем партеногенеза.

Первой экспедиции посчастливилось вступить, что называется, в непосредственный контакт с местной цивилизацией. Огромная трехглазая птица задела кончиком крыла левую половину лица Роя Аллана Спаргинса. Результат стал заметен через несколько лет. Левая половина лица перестала стареть. Причем это относилось не только к лицу. Физиологические параметры сердца соответствовали молодому спортсмену, в то время как работа печени и правой почки прогрессивно ухудшалась. Более того, казалось, правая половина Двуликого Януса стареет как бы за двоих. Правое колено не годилось ни к черту, доставляя Спаргинсу массу хлопот. Ходил он, не хромая, только через силу.

После 2170 года он не участвовал в групповых экспедициях, став настоящим терраторнисом. На его счету было несколько смелых полетов, казалось, ничто не предвещает беды, когда через несколько лет до него дошел слух, что четверо из пяти товарищей, с которыми он работал на Чарре, погибли. Обстоятельства смерти были сходны друг с другом одним странным совпадением. Все четверо умерли, когда были с женщиной. Нет-нет, это были совершенно разные женщины, никак не связанные между собой, как правило, коллеги. Термин «быть с женщиной» вовсе не означает, что они умерли во время полового акта, хотя первый из них, капитан, брат Роя Спаргинса, действительно умер от инфаркта в постели с женой. Вот уж правда можно сказать — сладкая смерть.

Следующий погиб через год от того, что в его скафандре замерз кислородный клапан. Это был исключительно надежный клапан. Ни до, ни после такого ни с кем не случалось. Работал он на орбите с женщиной-инженером над наладкой гиперпространственной антенны. Задохнувшегося, уже посиневшего, его успели дотащить до шлюза. Как назло, заклинило запорные механизмы люка. Эти секунды стали роковыми. И все равно в девяноста девяти процентах реанимация возвращает таких людей к жизни. Но он попал именно в тот, один процент.

Третий погиб оттого, что отказали тормозные двигатели во время стыковки мезонатора со звездоскафом. Совсем нелишне добавить, что женщина, которая летела с ним, тоже погибла.

Последний случай вообще уникален: прямое попадание микрометеорита в шлем скафандра. Женщина, находившаяся рядом, рассказывала, что это был плотный метеоритный поток, почему-то с большим опозданием замеченный радарами противометеоритной защиты. Саму ее спасло только то, что она была на обратной, теневой стороне орбитальной станции. Она заметила частые яркие вспышки в атмосфере, затем в наушниках раздался звук удара…

Вероятно, Рой Аллан Спаргинс остался жив лишь благодаря тому, что работал всегда один, исключительно один. Даже возвращаясь на Землю в отпуск, он мало с кем общался, стараясь проводить время на своей любимой яхте «Нинья» вдали от оживленных океанских трасс. Не то чтобы он страдал мизантропией, просто было в его характере самодовлеющее чувство цельности, законченности. Ему никогда не было скучно одному. Возможно, ему хватало впечатлений, принесенных из дальнего космоса, и он медленно переваривал их, причалив к какому-нибудь заброшенному атоллу посреди Тихого океана, размышляя о самых разных вещах: о жизни и смерти, о предназначении бытия. Согласитесь, есть что-то в океанских рассветах и закатах, неизменных вот уже миллионы лет, навевающее подобные мысли.

В большие порты он заходил редко, стараясь дозаправить аккумуляторы и набрать пресной воды где-нибудь в совершенном захолустье. Не то чтобы он был чужд невинных портовых развлечений, знаете, этих туземных береговых красоток, но дважды во время своих скитаний он пережил страшные ураганы, один раз — после проведенной в местном борделе ночи, когда едва не взял на яхту юную попутчицу, а второй раз…

Это был один из тех редких случаев, которым дотошные журналисты в светской хронике обязательно посвящают несколько абзацев. По возможности, с фотографией.

Он догнал ее на семнадцатой параллели восточнее Муреа посреди океана. За сутки до этого, во время сильнейшей грозы у нее вышли из строя все навигационные приборы и радиосвязь, и, вместо того, чтобы, ориентируясь по солнцу, продолжать идти в сторону островов Таити или Муреа, она положила яхту в дрейф в ожидании помощи, благо, место было довольно оживленное. Звали ее леди Диана Рочестер, урожденная Раевская, и была она вдовой Генри Рочестера, графа Нортемберлендского.

По мере того как Спаргинс рассказывал обо всех этих событиях, перед моим изумленным воображением рисовались совершенно фантастические картины. Например, о переселении душ. Некая мистическая сила, оставшаяся на Чарре, продолжает преследовать экипаж «Пацифика», направляя и сталкивая случайности за десятки парсеков от альфы Эридана, причем женщины используются ею, как живой катализатор, провоцирующий смерть.

Весь день Рой Спаргинс вместе с Дианой пытались исправить навигационную аппаратуру, зря только убили время, а вечером он предложил ей перейти к нему на яхту, дабы, взяв ее «Летучую Рыбу» на буксир, доставить в ближайший порт, где смогут произвести надлежащий ремонт. Диана согласилась. Оба восприняли это как романтическое приключение. Спаргинсу в то время исполнилось сорок пять, если не приглядываться, асимметрия в лице была почти незаметна. За штурвалом «Ниньи» выглядел он, как настоящий морской волк: загоревшие плечи, выцветшие на солнце волосы, короче, было в нем что-то, вселяющее уверенность в то, что, несмотря на неудачу с навигационной аппаратурой, он сможет реабилитироваться в другом отношении. И Диана благосклонно кивнула.

Дальнейшее представить несложно. Вечер. В кают-компании «Ниньи» звучит негромкая музыка. Свет приглушен, освещен только бар изнутри. Открыты все иллюминаторы. Душно. Боже, как душно. Ни ветерка. Никакого движения, даже океанская зыбь улеглась.

— Душно, — говорит Диана, расстегивая ворот платья.

— Душно, — повторяет Спаргинс, и пальцы ее соскальзывают с украшенной черной жемчужиной пуговицы прямо в его ладонь. И уже ничего не видно вокруг, только его лицо. Глаза. Зеленоватый омут. И нет ни желания, ни сил отвести взгляд, а лишь тонуть в этой непроглядной зеленой топи. И уже ничего не видно вокруг, ни то, как падает барометр, не слышно, как начинает свистеть ветер в снастях, только вдруг перестает быть душно и становится хорошо и сладко.

Такого урагана, который разразился над архипелагом Туамоту, не помнят старожилы. Казалось, небо и океан решили поменяться местами. Шторм свирепствовал пять дней, принеся неисчислимые бедствия. Спаргинс потерял свою яхту, которая разбилась около атолла Марокау. Вместе с «Ниньей» погибла и «Летучая Рыба». Диана… В таких случаях в сводках обычно пишут — пассажир пропал без вести. Очевидно, Диана утонула через несколько минут после того, как яхта раскололась на рифах. Сам Спаргинс спасся чудом. Ослепшего и оглохшего в реве прибоя его вынесло на берег, снова утащило в море, снова выбросило на прибрежный песок и камни, пока он не смог зацепиться за что-то на берегу и отползти подальше от беснующегося океана.