Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

и ее отцом Юреком, с которым Эрика уже была в разводе. В марте я вернулась в Германию, потому что отец подал мои документы на медицинский факультет Гейдельбергского университета. Мой Numerus clausus – средний балл московских оценок – соответствовал проходному баллу Гейдельберга: 1,4 (пятерка). Поэтому я очень скоро снова стала студенткой. Каждые каникулы я приезжала в Берлин.

Валентина Владимирская-Рознер впервые появилась в Берлине летом 1975 года. Приехала в гости вместе с сыном Вадимом.

«Мы вышли на вокзале Zoo, – рассказывает Валентина. – А мама и Эдди отправились встречать нас на Остбанхоф (Восточный вокзал). На маршруте у поезда менялись номера, и это вносило путаницу».

В ту пору Рознер уже не жил в элитном и дорогом Шарлоттенбурге, переехав в Кройцберг, другой западноберлинский район, пользовавшийся тогда особой популярностью у местной богемы.

Мюнхенский иллюстрированный журнал Bunte (продукция известного издательского концерна Burda) во втором номере за 1975 год опубликовал об Эдди большую статью. Процитирую пару абзацев:

«Сорок лет берлинский джазовый музыкант мечтал вернуться в Берлин. Было ли это возвращение в общем и целом счастливым, он и сам не знает.

Но только сейчас, после того как разрешили выехать его дочери, Рознер может рассказать о своей жизни в Советском Союзе. Он был там суперзвездой и очень хорошо зарабатывал. А сейчас живет на скромную пенсию в берлинском районе Кройцберг. И сочиняет русскую музыку для другого берлинца, который не является русским: для Ивана Реброва.

Блеск и нищета далекого от политики человека, хотевшего осчастливить мир звучащей гармонией».

Продюсером Ивана Реброва был Фред Вайрих, ранее раскрутивший певицу Александру[58]. Работал Вайрих и с Карелом Готтом.

В мюнхенской студии Вайриха в апреле 1974 года Рознер неожиданно встретил Эгила Шварца и Ларису Мондрус. Бывшие коллеги уехали из Союза через полтора месяца после «царя».

«Я забрал Рознера, привез его к нам на Монтгеласштрассе, – рассказывал Шварц журналисту Борису Савченко. – Он переживал, судя по всему, нелегкие времена. Во-первых, Эдди Игнатьевича раздражало, что у него, родившегося в Германии и получившего здесь образование, немцы, прежде чем предоставить гражданство (фактически вернуть. -Д. Др.), требовали каких-то доказательств… Во-вторых, Рознер… нигде не мог устроиться на хорошую работу. Денег не хватало. Он нашел какого-то немца, тот писал ему тексты на его старые песни… В общем, был нервным, расстроенным… лелеял мечту выпустить пластинку».

Немца, о котором сообщает Шварц, звали Гельмут Нисснер, и он подбирал слова не только к старым песням нашего героя. Из-под пера Нисснера, молодого венского кабаретиста и тогдашнего соседа Эдди по берлинской улице Бергфридштрассе, вышли тексты новых шлягеров Рознера, таких как «Дашенька» (написан специально для Ивана Реброва), Sonntag mit Gigi и многих других. С помощью Нисснера удалось установить контакт с одним из венских музыкальных издательств. «Царь» даже заказал фирменные бланки с «шапкой»: «Эдди Рознер. Композитор. Дирижер». Далее указывались адрес и банковский счет.

Эгил Шварц:

Эдди Игнатьевич был сугубо западным человеком и не смог устоять перед искушением вернуться в мир, который он помнил с детских лет. Только мир этот изменился. Да и возраст имеет значение. Как у спортсменов и артистов балета, творчески активная жизнь медных духовых короткая. Трубачи должны интенсивно упражняться изо дня в день. Но Эдди Игнатьевич был энергичным организатором, как сегодня говорят, менеджером. Я понял, что он пытался начинать новую карьеру на основе своих шлягеров, таких как «Тиха вода» и др. Может быть, Рознер в этот момент рассчитывал и на какой-то импульс с нашей стороны.

Увы, радужным мечтам о сотрудничестве с Ребровым не суждено было сбыться. Слишком разными они были – Ребров и Рознер. Ребров, урожденный Йоханнес Рипперт, гомосексуалист, «русский» сын инженера Пауля Рипперта и Луизы Фенске, телевизионное шоу которого закрылось уже в январе 1975 года по причине падения интереса публики, так и не включил песни Рознера в свой репертуар.

Трудности омрачили работу тандема Рознер – Нисснер, дружба расстроилась. Не имели продолжения ни мюнхенская встреча со Шварцем и Мондрус, ни контакты с Фредом Вайрихом.

«Ему, очевидно, подсказали Вайриха как известного импресарио “русского ностальгического направления”. Но к середине 70-х эта волна в Западной Германии уже прошла. Фред потом, извиняясь и с сочувствием, рассказал, как Рознер заявился к нему с банкой черной икры, а он, Вайрих, был в недоумении. Больше у нас общения с Эдди Игнатьевичем не было», – подводит итог Эгил Шварц.

Вероятно, Эдди большего ожидал и от давнишнего знакомства с Артуром Браунером – помните паренька из Лодзи, принятого в Госджаз БССР? Но и здесь возникли свои нюансы. Хотя Хорст Бергмайер утверждает, что Браунер помог Эдди снять пятикомнатную квартиру на Уландштрассе.

«Да, он был подавлен, депрессивен, разочарован, – продолжает разговор Ирина. – Однако очень многие русские эмигранты нашли дорожку в наш дом».

Среди них скрипач симфонического оркестра Одесской филармонии Яков Лихтман, переехавший в Западный Берлин вместе с супругой и сыном в 1975 году.

«Отца попросили руководить оркестром нового русского ресторана “Бояр”, – комментирует младшая дочь Рознера. – Ему что-то не понравилось, и он отказался».

По словам очевидцев, Рознер стал главным администратором (управляющим, исполнительным директором) этого заведения, а оркестр возглавил Лихтман.

Эдди получал письма от Штефана Вайнтрауба из Австралии, но во встрече ветеранов ансамбля в 1975 году участия не принял: до Австралии далеко, да и в Берлине слишком много дел. Зато в июле 1976 года удалось повидаться с Лотаром Лямпелем и Джо Шварцштайном. Кроме того, в гости снова приехали Валентина и Вадим. Привезли с собой Алису – крохотную собачку, которую Рознер выгуливал теперь в Тиргартене. Очутившись в «стране чудес», Алиса вела себя соответственно. Вечерами она по двадцать раз бегала вокруг Эдди, а потом дремала у «царя» на плече, засунув мордочку в нагрудный карман его домашнего блейзера.

Ирина Прокофьева-Рознер:

Отец купил Вадиму ударную установку, поставил барабаны в квартире. В Берлине гостила Валя, и папа упрашивал меня тоже приехать. А я решила поехать с другом в Финляндию. Отец ругался, я спорила. Дай мне жить, говорила я ему, у меня первый раз возможность поехать куда-то! Я вернулась в Гейдельберг 19 августа, хотела позвонить, но подумала: зачем? Ведь через два дня все равно буду в Берлине.

Воскресенье 8 августа 1976 года выдалось жарким и солнечным. Хороший повод отправиться на Павлиний остров или прогуляться по близлежащему «Народному парку». В этот день у Рознера случился сердечный приступ. Приехавшие врачи вынесли вердикт: немедленно в больницу. Напоследок, перед тем как отправиться