Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Сэм провел ночь, наблюдая за Руби и экранами с мониторингом ее сердечного ритма, температуры, частоты дыхания и уровня кислорода, как будто знал, что это значит. Правда, он попросил Кайли объяснить, так что действительно стал кое-что понимать. Клементина не слушала. Она провела ночь, переводя взгляд с лица Руби на лицо Кайли и обратно. Она полагала, что в случае каких-то отклонений лицо Кайли расскажет ей о них, но она ошибалась, потому что ночью уровень кислорода у Руби упал, но лицо Кайли не изменило выражения. Вызвали врача, и Сэм тихо отошел в угол палаты, прижав к щеке стиснутый кулак, словно собирался сделать себе нокаут. Затем кислород крови у Руби пришел в норму, но Клементину трясло еще несколько часов. Это было напоминанием о том, что им нельзя расслабляться ни на минуту.

– Врач пришел, – сказал Сэм, и Клементина стала тереть глаза, чувствуя, что во рту у нее пересохло. – Ее собираются экстубировать, а потом разбудить.

– С добрым утром! – проговорил светловолосый врач с бледной кожей. – Попробуем разбудить эту маленькую спящую красавицу, да?

Все произошло быстро. Вынули трубки. Сняли маску.

Прошло двадцать минут, и Руби нахмурила брови. Ее веки затрепетали.

– Руби? – умоляющим тоном проговорил Сэм.

Наконец глаза Руби открылись. С выражением неподдельного отвращения она уставилась на канюлю в своей руке. К счастью, рука, большой пальчик которой она привыкла сосать, была свободна, и она засунула палец в рот. Подняв глаза, увидела родителей и насупилась еще больше.

– Веничек, – хриплым голосом потребовала она.

Чувство облегчения, испытанное Клементиной, когда она бросилась за Веничком, было восхитительным. Как после прекращения мучительной боли, как глоток воздуха после того, как пришлось задерживать дыхание.

Она поискала глазами Сэма в смутной надежде, что сейчас между ними что-то произойдет, какой-то важный переломный момент. Например, они схватят друг друга за руки, сплетя пальцы в радостном порыве и улыбаясь Руби, а по лицам у них потекут слезы.

Но этого не произошло. Взглянув друг на друга, они действительно улыбнулись, и глаза их действительно наполнились слезами, но что-то было не так. Она не знала, кто первым отвел глаза, не знала, кто проявил холодность, не знала, она ли винит его, или он винит ее. Но потом Руби заплакала, потому что от трубки болело горлышко, и заговорил врач, и было уже слишком поздно. Еще один момент, который им никогда не суждено исправить.

– Ужин готов! – объявил Сэм совершенно нормальным тоном, не как чужой человек, который меньше часа назад обсуждал расставание.

«Думаю, с меня хватит». Сейчас он говорил как папа, как Сэм, был самим собой.

Дом наполнился ароматом фирменного блюда Сэма – картофельной запеканки с мясом. Клементине нравилась его запеканка, но девочки терпеть ее не могли, и это раздражало, потому что эта питательная еда должна была бы нравиться детям, так что родители продолжали обманывать себя и пытались снова.

– Когда наконец прекратится этот дождь? – проговорила Холли, выключая свой айпод с безмятежностью ребенка третьего тысячелетия. – Он сводит меня с ума.

– Меня тоже, – сказала Клементина. – Руби! Иди сюда! Ужин.

Руби, сидевшая на полу в окружении кукол и мягких игрушек, подняла глаза. Она разместила их вокруг себя, подражая «кружку чтения» в дневной группе и делая вид, что читает им про любопытного Джорджа. Она держала книгу точно так же, как, по-видимому, воспитательница, и, переворачивая страницу, каждый раз лизала палец.

– Пора спать! – бодро произнесла Руби и небрежным движением опрокинула игрушки в положение для сна.

Оставалось только надеяться, что этого в дневной группе не делали.

– Что на ужин? – Подбежав к столу, Холли уселась на свое место и с устрашающим энтузиазмом схватила вилку и нож. – Паста? Это паста, да?

– Это запеканка с мясом, – ответил Сэм, а Клементина пристегнула Руби к бустеру «для больших девочек», на который ее пересадили после высокого стульчика.

– Что? – от негодования Холли чуть не сползла со стула. – Картофельная запеканка? Снова? Мы ели ее вчера вечером.

– Вы не ели ее вчера вечером, – спокойно произнес Сэм, ставя перед ней тарелку. – Вчера вы ели пасту у бабушки, пока мама с папой ходили в ресторан.

– В холодильнике еще осталось! – в возбуждении проговорила Холли. – Мы не съели все! И бабушка сказала, что…

– В холодильнике ничего не осталось, – сказала Клементина. – Вчера я все доела.

– Что? – вскричала Холли. Жизнь – это сплошные разочарования. – Но ты ходила в ресторан!

– Ресторан был не очень хороший, и мы рано пришли домой.

Мама с папой больше не могут вместе ходить в ресторан. Теперь мама с папой не любят друг друга, как раньше. Мама с папой могут расстаться.

– Что?

– Сиди прямо, Холли, – механически произнесла Клементина.

Холли пронзительно вскрикнула.

– Пожалуйста, не кричи так, – попросила Клементина. – Прошу тебя.

Холли снова издала тот же звук, но тише.

– Холли!

– Фу! – сказала Руби. Она взяла ложку кончиками пальцев и подержала над тарелкой, раскачивая вверх-вниз. – Нет, сясибо.

– Сейчас покажу тебе «сясибо», – сказал Сэм. – Давайте, девочки. Капельку.

– Мм, как вкусно! – положив еду в рот, промычала Клементина. – Хорошо постарался, папа.

– Ну а я не стану это есть, – сказала Холли, сложив руки на груди и сжав губы. – У меня слишком много вкусовых сосочков.

– Что значит – у тебя слишком много вкусовых сосочков? – спросил Сэм, решительно засовывая пищу себе в рот.

– У детей больше вкусовых сосочков, чем у взрослых, поэтому у этой еды противный вкус.

– Она видела это в том телешоу, – сказала Клементина. – Помнишь? То, в котором…

– Меня не интересует, сколько у тебя вкусовых сосочков, – сказал Сэм. – Попробуй немножко.

– Фу! – сказала Холли.

– А где твои хорошие манеры? – спросила Клементина.

Сэм даже не посмотрел на нее.

Создавалось ощущение, что все эти годы он искал убедительный повод ненавидеть ее и наконец нашел. Ее немного замутило. Картофельная запеканка была не так вкусна, как обычно. Слишком тяжелая еда с этим соусом.

Она положила вилку и отпила воды.

– У меня болит животик, – простонала Холли.

– Ничего у тебя не болит, – возразила Клементина.

Мать Клементины считала, что проблемы их брака можно разрешить с помощью изрядной толики здравого смысла и физических нагрузок. Семейная жизнь – это тяжелый труд! Но что они сказали бы консультанту? Они не ссорятся из-за денег, секса или домашней работы. Нет сложных узлов, которые надо распутывать. Все было так же, как до барбекю. Только все воспринималось по-другому.