Мать - Максим Горький

- Вы оставьте это, Николай Иванович! - решительно сказаламать. - Не надо меня утешать, не надо объяснять. Паша худо не сделает, дароммучить ни себя, ни других - не будет! И меня он любит - да! Вы видите - думаетобо мне. Разъясните, пишет, утешьте, а?..

Сердце у нее стучало быстро, голова кружилась отвозбуждения.

- Ваш сын - прекрасный человек! - воскликнул Николайнесвойственно громко. - Я очень уважаю его!

- Вот что, давайте-ка насчет Рыбина подумаем! - предложилаона.

Ей хотелось что-нибудь делать сейчас же, идти куда-то,ходить до усталости.

- Да, хорошо! - ответил Николай, расхаживая по комнате. -Нужно бы Сашеньку…

- Она - придет. Она всегда приходит в тот день, когда я вижуПашу…

Задумчиво опустив голову, покусывая губы и крутя бородку,Николай сел на диван, рядом с матерью.

- Жаль - нет сестры…

- Хорошо устроить это сейчас, пока Паша там, - ему приятнобудет! - говорила мать.

Помолчали, и вдруг мать сказала, медленно и тихо:

- Не понимаю, - отчего он не хочет?..

Николай вскочил на ноги, но раздался звонок. Они сразу

взглянули друг на друга.

- Это - Саша, гм! - тихонько произнес Николай.

- Как ей скажешь? - так же тихо спросила мать.

- Да-а, знаете…

- Очень жалко ее…

Звонок повторился менее громко, точно человек за дверью тожене решался. Николай и мать встали и пошли вместе, но у двери в кухню Николайотшатнулся в сторону, сказав:

- Лучше - вы…

- Не согласен? - твердо спросила девушка, когда мать открылаей дверь.

- Нет.

- Я знала это! - просто выговорила Саша, но лицо у неепобледнело. Она расстегнула пуговицы пальто и, снова застегнув две, попробоваласнять его с плеч. Это не удалось ей. Тогда она сказала:

- Дождь, ветер, - противно! Здоров?

- Да.

- Здоров и весел, - негромко сказала Саша, рассматривая своюруку.

- Пишет, чтобы Рыбина освободить! - сообщила мать, не глядяна девушку.

- Да? Мне кажется - мы должны использовать этот план, -медленно проговорила девушка.

- Я тоже так думаю! - сказал Николай, появляясь в двери. -Здравствуйте, Саша!

Протянув руку, девушка спросила:

- В чем же дело? Все согласны, что план удачен?..

- А кто организует? Все заняты…

- Давайте мне! - быстро сказала Саша, вставая на ноги. - Уменя есть время.

- Берите! Но надо спросить других…

- Хорошо, я спрошу! Я сейчас же и пойду. И снова началазастегивать пуговицы пальто уверенными движениями тонких пальцев.

- Вы отдохнули бы! - предложила мать.

Она тихонько улыбнулась и ответила, смягчая голос:

- Не беспокойтесь, я не устала…

И, молча пожав им руки, ушла, снова холодная и строгая. Матьи Николай, подойдя к окну, смотрели, как девушка прошла по двору и скрылась подворотами. Николай тихонько засвистал, сел за стол и начал что-то писать.

- Займется этим делом, и будет легче ей! - сказала матьзадумчиво и тихо.

- Да, конечно! - отозвался Николай и, обернувшись к матери,с улыбкой на добром лице спросил: - А вас, Ниловна, миновала эта чаша, - вы незнали тоски по любимом человеке?

- Ну! - воскликнула она, махнув рукой. - Какая там тоска?Страх был - как бы вот за того или этого замуж не выдали.

- И никто не нравился? Она подумала и ответила:

- Не помню, дорогой мой. Как не нравиться?.. Верно,кто-нибудь нравился, только - не помню!

Посмотрела на него и просто, со спокойной грустью закончила:

- Много бил меня муж, все, что до него было, - как-тостерлось в памяти.

Он отвернулся к столу, а она на минуту вышла из комнаты, и,когда вернулась, Николай, ласково поглядывая на нее, заговорил, тихонько илюбовно гладя словами свои воспоминания:

- А у меня, видите ли, тоже вот, как у Саши, была история!Любил девушку - удивительный человек была она, чудесный. Лет двадцати встретиля ее и с той поры люблю, и сейчас люблю, говоря правду! Люблю все так же - всейдушой, благодарно и навсегда…

Стоя рядом с ним, мать видела глаза, освещенные теплым иясным светом. Положив руки на спинку стула, а на них голову свою, он смотрелкуда-то далеко, и все тело его, худое и тонкое, но сильное, казалось, стремитсявперед, точно стебель растения к свету солнца.

- Что же вы - женились бы! - посоветовала мать.

- О! Она уже пятый год замужем…

- А раньше-то чего же?

Подумав, он ответил:

- Видите ли, у нас все как-то так выходило - она в тюрьме -я на воле, я на воле - она в тюрьме или в ссылке. Это очень похоже на положениеСаши, право! Наконец ее сослали на десять лет в Сибирь, страшно далеко! Я хотелехать за ней даже. Но стало совестно и ей и мне. А она там встретила другогочеловека, - товарищ мой, очень хороший парень! Потом они бежали вместе, теперьживут за границей, да…

Николай кончил говорить, снял очки, вытер их, посмотрелстекла на свет и стал вытирать снова.

- Эх, милый вы мой! - покачивая головой, любовно воскликнулаженщина. Ей было жалко его и в то же время что-то в нем заставляло ее улыбатьсятеплой, материнской улыбкой. А он переменил позу, снова взял в руку перо изаговорил, отмечая взмахами руки ритм своей речи:

- Семейная жизнь понижает энергию революционера, всегдапонижает! Дети, необеспеченность, необходимость много работать для хлеба. Ареволюционер должен развивать свою энергию неустанно, все глубже и шире. Этоготребует время - мы должны идти всегда впереди всех, потому что мы - рабочие,призванные силою истории разрушить старый мир, создать новую жизнь. А если мыотстаем, поддаваясь усталости или увлеченные близкой возможностью маленькогозавоевания, - это плохо, это почти измена делу! Нет никого, с кем бы мы моглиидти рядом, не искажая нашей веры, и никогда мы не должны забывать, что нашазадача - не маленькие завоевания, а только полная победа.

Голос у него стал крепким, лицо побледнело, и в глазахзагорелась обычная, сдержанная и ровная сила. Снова громко позвонили, прервавна полуслове речь Николая, - это пришла Людмила в легком не по времени пальто,с покрасневшими от холода щеками. Снимая рваные галоши, она сердитым голосомсказала:

- Назначен суд, - через неделю!

- Это верно? - крикнул Николай из комнаты. Мать быстро пошлак нему, не понимая - испуг или радость волнует ее. Людмила, идя рядом с нею, сиронией говорила своим низким голосом: