Стопроцентная блондинка - Наталия Левитина

– Ты несчастная, – всхлипнула Настя. – Какое это мучение!

Вероника удивленно посмотрела на жертву – вряд ли она рассчитывала встретить понимание.

– Я два месяца так же страдала! А он меня не замечал! Словно я пустое место.

– Я не пустое место, – с досадой поморщилась Вероника. – И меня он очень даже замечает. Ну, засыпай же скорее!

Картинка в глазах Насти причудливо изгибалась, плавилась, словно часы на картине Сальвадора Дали. На нее навалилась апатия. Инстинкт самосохранения бил родничком где-то глубоко внутри, требуя сражаться, сопротивляться. Но обволакивающие меховые объятия сна были так приятны!

– Но если ты убьешь меня, на этот раз Андрею не отвертеться! – вспомнила Настя. Ее голос слабел. – Не слишком ли – три девушки за три года? В один и тот же день – двадцать четвертого марта. Тут никакое алиби не спасет! Даже если Андрей докажет, что в момент моей смерти получал из рук президента Государственную премию. Никто не поверит, что три его подруги погибли по чистой случайности, а не из-за его злой воли…

– Но у него отличное алиби! Сейчас он в ресторане «Ричард» с лондонским коллекционером. И думаю, веселиться они будут еще долго.

– Зато у него нет алиби на тот день, когда погибла Дина Штефан.

– Это дело давно закрыто. Думаешь, служители закона спят и видят, как бы возобновить старое дело? Да у них и так хватает проблем.

– Дело Дины Штефан уже возобновлено! Я только что разговаривала с подругой, ее муж – майор, работает в облУВД!

– Хватит плести небылицы! Лучше выпей еще вина!

– Какая ты гадина! – всхлипнула Настя.

Перед глазами все плыло. Она пыталась сконцентрироваться и найти выход, но сонное безразличие давило ее. Она опустила голову на подушку, и сразу ей стало хорошо и уютно. Вероника еще что-то говорила, ее голос звучал вдалеке, убаюкивая. Настя подумала, что, наверное, все это ей приснилось. Сейчас она сладко вздремнет, а затем проснется, и…

– Привет, девчонки! – услышала она вдруг мужской голос.

Настя сидела на диване, как пружинный манекен. В дверях гостиной стоял ее любимый, ненаглядный художник и весело улыбался.

– Слушай, Вероника, ты как тут очутилась? Ты же сказала… Слушай, я не нашел этого хренова англичанина.

– Андрей! – завопила Настя. – Вероника меня отравила! Я умираю!

– Не слушай ее, она пьяна! – подхватилась Вероника.

– Она тебя любит и поэтому убивает всех твоих подруг! Она мне призналась!

– Глупая девчонка, надо же так набраться! – крикнула Вероника. – Андрей, не слушай!

– Она столкнула с горы Дину, пока ты спал! Она и меня…

На этом месте пленка оборвалась и густая чернильная тьма поглотила Анастасию.

В первую же неделю апреля растаяли сугробы и просохла земля. Это выглядело чудом, но столбик термометра взлетел на небывалую высоту – к двадцати градусам. Хотя всего десять дней назад бушевали настоящие мартовские морозы.

Деревья резко зазеленели, и, пока недоверчивые кутались в плащи и ветровки, отдельные оптимисты уже щеголяли в рубашках с короткими рукавами или футболках. Дети визжали от радости, высыпав под солнце, пригревавшее почти по-летнему.

Валдаев вызвал в офис «Поможем!» Дмитрия Штефана.

Тот удивил – пришел с короткой стрижкой.

– Оба-на! – восхитился Александр, пожимая парню руку. – А что, классно! Не хватает небось этих твоих волокон?

– В смысле – локонов? – поправил Дима.

– Ну, у кого и локоны, а у тебя точно волокна были разбросаны по плечам, как у кикиморы болотной.

Парень хмыкнул.

– Ну, Димон, поздравляю! Ты своего добился. Дело Дины возобновлено, так как появились новые сведения. По свидетельству некоей Анастасии Николаевны Платоновой, одна дамочка призналась ей, что убила твою сестренку из ревности.

– Кто она?

– Арт-дилер художника Атаманова Вероника Шум. Знаешь галерею «Фонтенуа»? Это ее владелица. Она взревновала художника к Дине.

– Я ее убью.

– Конечно. Но не сразу. Пока дамочка находится в СИЗО. Сначала следствие, суд. Потом она отправится на зону. А когда выйдет, тут и ты подоспеешь с разнообразными орудиями убийства.

– Мне вообще-то не смешно, – хмуро произнес Дмитрий.

– Прости. Ты прав, мой ернический тон неуместен. Заметь, Дима, художник Атаманов не виноват. Он испытывал к твоей сестре самые теплые чувства. И остро переживал ее гибель.

– Да? Но если бы Дина его не встретила, то ничего и не случилось бы!

– Да, конечно. Но возможно, случилось бы что-нибудь другое. Кто знает!

Дмитрий достал деньги:

– Вот, возьмите!

– Нет, – замотал головой Валдаев. – Я никак не влиял на ход событий. Все решилось само собой.

– Да ладно вам!

– Я серьезно.

– Ну как хотите. Тогда – до свидания?

– Давай, Дима, топай. Удачи тебе!

Настя неторопливо шла по улице, подставляя лицо горячим лучам солнца. Она выглядела совершенно по-летнему – тонкая кофта, светлые брюки. Она покрасилась, и, когда легкий ветерок развевал ее волосы, она видела краем глаза, как вспыхивают золотом пряди.

Остаться одной в разгар весны – еще больнее, чем дождливой мрачной осенью. Настя с завистью оглядывалась на влюбленные парочки.

А Настя вновь была одна.

Сколько всего она пережила за последние полгода! Теперь вот – разлука с Атамановым…

…– Я не могу оставаться в этом доме! – сказала она художнику. – Ты должен меня понять! Тут погибли две твои подруги. И меня Вероника тоже собиралась убить! В этом доме не может быть счастья! Это проклятое место!

– Это мой дом! – обиделся Атаманов. – Он мне дорог. Я построил его сам, вот этими руками. Я его люблю.

– А меня ты любишь? – с вызовом спросила Настя.

Андрей долго не отвечал. Потом отшвырнул в сторону диванную подушку и ушел из комнаты. Как это было в его духе!

Настины сумки уже были собраны. Она так и не распаковала их после двадцать четвертого марта – когда собиралась бежать, подозревая Атаманова во всех смертных грехах.

Андрей все же вернулся.

– Ну, Настя! – заныл он и придал лицу выражение, не оставляющее противнику никаких шансов – хотелось тут же поцеловать эту жалобную мордашку. – Останься!

– Я уезжаю, – отрезала Настя. Она редко проявляла подобную решительность, но ужас, испытанный ею в этой гостиной, подталкивал ее в спину. – Я здесь не могу. Прости!

– Дело, наверное, не в доме, – понял Андрей. – Что, я тебе уже надоел?