Нутро любого человека. Дневники Логана Маунтстюарта - Уильям Бойд

Среда, 19 декабря

Кампо 33. Чертоза. Так странно вновь обзаводиться вещами. Мой собственный чемодан, перемена одежды, бритвенный прибор, несколько американских журналов — знаки того, что я вновь вступаю в реальный мир. Сегодня под вечер мне удалось поговорить с прикомандированным сюда английским офицером по фамилии Кроузьер. Человек разумный, он сумел понять, что рассказ мой правдив, каким бы фантастическим тот ни казался, когда слышишь его в первый раз. Я чуть не расплакался от радости, увидев как скептицизм сменяется в его глазах доверчивостью. Он сказал, что немедленно телеграфирует в Лондон. Я попросил его отправить телеграмму и Фрейе и вручил ему написанное к ней письмо. Кроузьер пообещал доставить его и выдал мне тетрадь, перо и чернила. Он предложил записать все в виде меморандума, пока подробности еще относительно свежи в моей памяти, и предупредил, что прежде, чем меня отправят домой, придется пройти через допросы и беседы, которые потребуют от меня немалых усилий. Итак, сегодня вечером я записал все, что смог припомнить об операции „Судовладелец“. И все же, после разговора с Кроузьером на сердце у меня значительно полегчало: я возвращался в свой барак по лагерю, переполненному подонками общества, переселенцами и les misérables[150]Европы, поглядывая по сторонам с благожелательностью и любовью. Гитлер мертв, зло искоренено, мы победили в войне. Жизнь Логана Маунтстюарта может начаться заново.

Послевоенный дневник представляет собой документ странный, порой бередящий душу, что и неудивительно с учетом обстоятельств, которые встретили Логана Маунтстюарта по его возвращении в Лондон в конце января 1946 года.

Жестокие факты таковы.

Когда в феврале 1944 года ЛМС не появился в отеле „Коммерческий“, а на следующий день был арестован, он — в том, что касается ОМР, — по сути дела, исчез с поверхности земли. Последним, кто мог засвидетельствовать, что видел его живым, был сержант ВВС Чу, видевший, как ЛМС шагнул в ночной воздух через боковой люк бомбовоза „Либератор“. Связной „Людвиг“ доложил, что в отеле ЛМС так и не появился. Все попытки выяснить, что с ним случилось, оказались безрезультатными. (Что заставляет гадать, кем же был тот „Людвиг“, который оставил записку в отеле „Космополит“, — особенно с учетом упрямых утверждений ЛМС о том, что его предали).

После нескольких недель полного молчания в ОМР решили, что он погиб вследствие несчастного случая или был убит — участь, нередко выпадавшая агентам, которых забрасывали парашютом в Европу. Парашют мог не раскрыться; ЛМС мог приземлиться на склон горы и сломать ногу, он мог упасть в озеро, или же его могли сбросить не там, где следовало — не над Швейцарией, а над оккупированной Францией. Ни одну из этих возможностей нельзя было сбросить со счетов, и с ходом дней в ОМР начали все в большей мере опасаться худшего.

В марте Фрейю Маунтстюарт посетил коммандер Вандерпол, сообщивший ей, что ее муж пропал без вести, предположительно погиб. Он сказал Фрейе, что ЛМС был сотрудником ОМР, и что его забросили парашютом „в одну из стран Европы“ для выполнения секретного задания. Можно себе представить, какое действие это на нее оказало. Сокрушительная новость была подтверждена еще и тем, что ей начали выплачивать пенсию вдовы военного времени. По всем признакам, Логан Маунтстюарт был мертв. Мать ЛМС известили об этом, также и Лайонела. В Бромптонской молельне состоялась заупокойная служба, на которой присутствовало несколько друзей (отметим, к примеру, Питера Скабиуса) и коллег по ОМР (Пломер, Флеминг, Вандерпол).

Теперь Фрейе с дочерью приходилось налаживать жизнь самостоятельно. Несколько месяцев спустя, скорее всего, в августе, она познакомилась со Скули Гуннарсоном, двадцати девяти лет, членом базировавшегося в Лондоне Исландского координационного комитета. Они начали встречаться и в октябре стали любовниками. В письмах, которые Фрейя пишет отцу и брату, имя Скули упоминается со все увеличивающейся частотой. Как уверяют, Стелла очень его полюбила.

В декабре Фрейя выходит за Скули Гуннарсона замуж, и тот переселяется на Мелвилл-роуд. Мерседес Маунтстюарт была на их свадьбе свидетельницей, а на скромном торжестве, состоявшемся в комнате над „Ягненком и Флагом“, Баттерси, в память о ЛМС было произнесено несколько тостов.

В конце января 1945-го Фрейя обнаружила, что беременна. Два дня спустя она и Стелла, возвращаясь домой из школы для малышей, погибли при взрыве ракеты „Фау-2“. Взрыв унес жизни еще тринадцати человек.

В октябре 1945-го Гуннарсон продал дом на Мелвилл-роуд и возвратился в Исландию.

ЛМС прилетел из Милана на базу ВВС в Уилтшире в январе 1946-го. Он послал Фрейе телеграмму и сразу отправился в Лондон, на Мелвилл-роуд, — где и обнаружил, что в доме живут теперь новые его владельцы, мистер и миссис Кейт Томсетт и их трое детей. Именно миссис Томсетт и положила, по неосторожности, начало череде пугающих событий, сказав обезумевшему от тревоги ЛМС, какой это „ужасный позор — все, что случилось с бедной миссис Гуннарсон и ее дочуркой“.

В послевоенном дневнике особенно трудно установить месяц, не говоря уж о дне, той или иной записи. Случайные и неточные датировки ЛМС — вот все, на что мы можем положиться. Даже год не всегда внушает доверие.

Ходж мудак, soi distant[151], и твердит, что имеет право быть им, поскольку оставил в Италии ногу. И я мудак, потому что позволяю ему бесить меня, несчастного трогательного ублюдка.

Прогуливался у реки в поисках красоты. Нашел, но ничего не почувствовал. Вчера ночью мы выпили вдвоем полторы бутылки виски. Ходж воняет: я сказал ему, чтобы принял ванну. Он ответил, что ему ненавистен вид его исполосованной культи.

ФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейя ФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейяФрейя

ФрейяСтеллаСтеллаФрейя

Фрейя

Стелла

Фрейя

Стелла

ФрейяФрейяФрейяФрейя

Свободен

Прав

Перелюблен

Молод

Неизменно обожаем

Стелла, моя дочь. Фрейя, моя жена. Стелла Маунтстюарт. Фрейя Маунтстюарт.

[Дневник полон таких мучительных, наполовину бессознательно записываемых фраз.]

Вывез Дика на прогулку в долину Пиблз. Холодный бурный день, дождь изматывает листву, срывает с деревьев. Всю дорогу говорили об ошибке, которую он совершил, так и не женившись. „А теперь посмотри на меня, — сказал он. — Кому я нужен? Одноногий пьянчуга“. Сегодня вечером, сидя у камина, я вдруг тихо заплакал, думая о Фрейе и Стелле, — не смог с собой справиться, все случилось совершенно спонтанно. „Кончай хлюпать, — сказал Дик. — Ты просто жалеешь себя, Фрейя со Стеллой к этому никакого отношения не имеют. Им хорошо, они распались на атомы, стали пылью, носимой ветром. Вольны, как воздух. О тебе они и не думают. Не выношу жалости к себе, так что заткнись или вали отсюда“. Я чуть не ударил его. Ушел в свою спальню. Спать не мог.