Не видя звёзд - Вадим Панов

///

На любом цеппеле, чьё предназначение позволяет говорить о возможности участия в сражении, существует боевое расписание, неукоснительно придерживаться которого обязаны все члены экипажа. Где бы ты ни был, чем бы ни занимался – услышав вой сирены, ты со всех ног мчишься туда, где должен находиться во время столкновения: занимаешь место среди огнеборцев или в орудийном расчёте, становишься наблюдателем, помощником механика, стрелком или членом абордажной команды – неважно. Важно то, что боевое расписание – цепарская догма, за неисполнение которой капитан имеет право застрелить саботажника на месте. Потому что каждая единица расписания важна для выживания корабля.

Однако сейчас на борту «Пытливого амуша» был офицер в боевом расписании не задействованный, офицер, которому Дорофеев лично приказал не покидать каюту, но нарушивший распоряжение капитана.

Аурелия знала, чем грозит неподчинение в боевых условиях – в недолгом приватном разговоре Дорофеев внятно объяснил ведьме, чего ждёт от подчинённых, и от чего не сможет спасти ни положение, ни заступничество Помпилио, если, конечно, дер Даген Тур захочет заступаться. К словам бывшего пирата Аурелия отнеслась очень серьёзно, но тем не менее рискнула покинуть каюту, чтобы добраться до астринга, в котором окончания сражения дожидался скучающий Квадрига. Открыла дверь, тихонько окликнула астролога, а когда он обернулся, слегка удивлённый, попросила:

– Запусти «дальний глаз».

– Зачем?

– Запусти и наведи на Близняшку.

– Зачем? – повторил Галилей. Но Аурелия заметила, что он машинально взял в руку синие гоглы. Увидела, едва заметно улыбнулась и ответила:

– Я не помню то, что увидела в твоей голове, но сейчас у меня появилось ощущение того, что ты должен сделать. Ощущение, основанное на том, что я увидела в твоей голове, но не запомнила. Ты меня понимаешь?

Несколько мгновений Квадрига в упор смотрел на ведьму, а затем рассмеялся:

– Всегда считал, что на борту «Амуша» право употреблять есть только у меня.

Но гоглы натянул и повернулся к «дальнему глазу».

– Навести на Близняшку?

– Да.

– И что я должен увидеть?

– Не знаю.

– Смешно.

– Просто сделай, – попросила Аурелия. А после того как Квадрига послушно уставился на безжизненный спутник, бесшумно подошла сзади и изо всех сил сжала руками его виски.

И закричала, отвечая на отчаянный вопль астролога.

///

– Прекрасный ход, Базза, поздравляю, – произнёс Помпилио, наблюдая за гибелью доминатора.

– Благодарю, мессер, – сдержанно ответил капитан.

– Вы уже решили, что делать дальше?

– Разумеется, мессер.

– Прикажите Жакомо действовать. Мне кажется… пора.

– Совершенно с вами согласен, мессер. – И Дорофеев кивнул радисту.

Тарабарщина, которой наполняли эфир радисты «Стремительного», «Амуша» и примкнувший к ним Бабарский, не позволяла врагам заранее узнавать о планах лингийцев. Ни одного слова на универсале – только странный диалект – и неожиданные для врага манёвры.

Расправившись с доминатором, «Амуш» направился на помощь «Стремительному» – что было ожидаемо для всех участников сражения, – но ещё более ожидаемой стала реакция вражеского импакто: заметив движение рейдера, только что уложившего на землю доминатор, оба лёгких крейсера запаниковали и, вопреки грохочущим в эфире приказам, стали отступать, не желая подпускать «Пытливый амуш» на расстояние удара. И опытный дер Шу сумел воспользоваться возникшей неразберихой. Он прекрасно понял, какое впечатление произвело на врагов уничтожение тяжёлого крейсера, оценил курс «Амуша», прикинул, куда будут уходить импакто, и отдал нужный приказ на три минуты раньше вражеского капитана. И когда противник начал манёвр, торопясь уйти от страшного «Амуша», то неожиданно понял, что подставляется «Стремительному». Попытался остановиться, но не успел и принял три подряд больших залпа, превративших баллоны импакто в свистящее гелием решето. Повреждения сделали крейсер беспомощной мишенью, продолжать сражение импакто не мог, однако останавливаться дер Шу не собирался и следующие три залпа превратили жёсткую посадку в стремительное падение. В катастрофу, закончившуюся взрывом на земле.

А затем «Дэво» и «Стремительный» взял в клещи последний крейсер Магистра, а «Пытливый амуш» развернулся к катамарану.

На который как раз заходил «Дрезе»…

///

В самом начале сражения грузовик ушёл в сторону и поднялся вверх, избегая даже теоретической возможности попасть под огонь. Ни Магистр, ни его помощники не обратили на манёвр внимания, поскольку почти безоружный «Дрезе» мог стать разве что тараном, другие способы принять участие в сражении у него попросту отсутствовали. И его неожиданное появление в зоне сражения они тоже поначалу пропустили. Не поняли, зачем камион двинулся на сближение, тем более что набранную высоту «Дрезе» не терял, шёл примерно в полукилометре над катамараном, возможно, просто совершал запланированное перестроение… И лишь когда из распахнувшейся грузовой платформы посыпались парашютисты, Магистр понял, что Помпилио планировал не только защищаться.

Тридцать лингийских егерей из полка личной охраны дара Антонио – весь боевой отряд «Стремительного» – перешёл на «Дрезе» и ждал своего часа в установленном на платформе отсеке. Изначально Помпилио рассчитывал отыскать на севере вражескую базу и сбросить десант на неё, но, увидев катамаран, принял решение взять его на абордаж. И его отчаянные подчинённые прыгнули, целясь в широкую палубу катамарана. Прыгнули, потому что им было абсолютно всё равно что захватывать: наземную базу или гигантский цеппель. Они получили приказ – и прыгнули.

– Огонь! – заорал Капитан. – Огонь всем расчётам!

До сих пор у катамарана не было возможности про-демонстрировать мощь своего оружия. Да и не был он сильно вооружён: тяжеленная машина не позволяла. Крупные калибры на катамаране отсутствовали, поэтому приходилось ходить с конвоем крейсеров, однако скорострельных тридцатимиллиметровых орудий и шестиствольных пулемётов на борту было установлено в избытке, и все эти стволы ударили в «Дрезе». И по парашютистам. Но лингийцы знали, как прыгать на чужую территорию, парашюты раскрывали поздно, чтобы как можно дольше оставаться для обороняющихся слишком быстрой и мелкой целью. Поэтому основной удар принял на себя грузовик. Причём принял в самое опасное место – снизу в мягкое подбрюшье. Пули и снаряды крушили мотогондолы, пробивали обшивку, разбивая приборы, механизмы, людей… Пятьсот метров для скорострельной пушки ерунда, её снаряды бьют намного дальше, а на коротком расстоянии их энергия такова, что не спасают даже усиленные листы, защищающие мостик снизу. На коротком расстоянии безоружный грузовик мог только принимать удары…

И Жакомо, и отдавший приказ Помпилио знали, что придётся нелегко, надеялись, что «Дрезе» сумеет проскочить огненный заслон за счёт внезапности, но недооценили мощь вражеского оружия. Стволов оказалось слишком много. Цель – слишком близко. А катамаран – слишком длинный.