Жюльетта. Том I - Маркиз Де Сад

Продолжим дальше: я допускаю, что угрызения совести имеютместо на самом деле, хотя для них и не существует никаких объективных причин.Но если ты собираешься разочаровать меня на сей счет, я повторяю тебе еще раз:преступление, которого ты так боишься, — это вовсе и не преступление даже,а его иллюзия: ведь сама Природа ничем не намекнула мне, кто мой создатель;выходит, она вложила в меня не больше нежности к этому господину чем к любомудругому, не имеющему ко мне никакого отношения, следовательно, причины дляугрызений и сомнений существуют только в моей голове, а это значит, что такоечувство ничего, абсолютно ничего, не стоит, и я буду круглым идиотом,поддавшись ему. Скажи мне, разве животные боготворят своих родителей? Развеимеют они хоть малейшее представление о том, кто их сотворил? Пытаясь отыскатьхоть какое-то основание для сыновней благодарности, ты можешь сказать, что мойотец обо мне заботился в детстве и отрочестве. И это будет еще одна ошибка. Онвсего-навсего подчинялся обычаям данной страны, тешил свое самолюбие, отдавалсячувству, которое он, как отец, может питать к делу рук своих, но которого я необязан испытывать к своему творцу, ибо творец этот действовал исключительноради собственного удовольствия и не думал обо мне, когда подмял под себя моюбудущую матушку и совершил с ней акт оплодотворения; стало быть, заботился онтолько о себе, и я не вижу тут никакого основания для столь горячейблагодарности.

Пора перестать обманывать себя иллюзиями, и предрассудок —не пища для образованного ума: человеку, давшему нам жизнь, мы обязаны ничутьне более, чем самому далекому и чуждому нам существу. Природа не предусмотрелав нас абсолютно никаких чувств к родителю, более того, она и не могла наградитьнас подобным чувством к нему, ибо привязанность нельзя навязать извне; большаянеправда то, что мы любим своих отцов, как неправда и то, что мы вообщеспособны полюбить их: да, мы их боимся, но любить — это уж извините! Они всегдапредставляют для нас угрозу, всегда тяготят нас, само их существование создаетдля нас множество неудобств, и наш личный интерес, самый священный из всехзаконов Природы, диктует нам неодолимое желание приблизить смерть человека, откого мы ожидаем наследство, и если посмотреть на это дело под таким угломзрения, мы должны не только ненавидеть этого человека — просто ненавидеть иничего больше, — но вполне естественно с нашей стороны покуситься на егожизнь по той простой причине, что всему на земле приходит свой черед, и еслиотец мой зажился на этом свете и злоупотребляет богатством, доставшимся ему отсвоего предка, а я тем временем старею в томительном ожидании счастливого часа,почему бы мне спокойно и хладнокровно не помочь Природе, у которой порой недоходят до этого руки, и самому, любым доступным способом, не ускорить процесссвоего вхождения в права, дарованные мне свыше, коль скоро права этизадерживаются в силу какого-то каприза судьбы или случайности? Если эгоизм —общее правило, коим человек измеряет все свои действия, тогда — и этонепременно так! — гораздо меньшее зло убить отца, нежели убить другогочеловека, потому что наши личные причины, чтобы избавиться от того, ктопроизвел нас на свет, всегда намного весомее и уважительнее, чем лишить жизничеловека постороннего. И вот здесь-то есть еще один метафизический факт, окотором не стоит забывать: старость — путь к смерти; заставляя человекастареть, Природа подталкивает его к могиле, значит, тот, кто уничтожаетстаршего по возрасту человека, не совершает ничего дурного, кроме того, чтоисполняет ее намерения, вот почему у многих народов убийство стариковпочитается за добродетель. Бесполезные для мира, лишняя обуза для общества,пожирающие припасы, которых и без того уже мало и не хватает молодым иликоторые молодые вынуждены приобретать по дорогой цене по причине чрезмерногоспроса, престарелые люди не имеют цели в жизни, они просто вредны, и очевидно,что самое мудрое — ликвидировать их. Стало быть, это вообще не только никакоене преступление — убийство собственного отца, напротив, это благое деяние сточки зрения того, кому оно служит; для Природы это также благо, ибо избавляетее от ненужного бремени. Этим нужно гордиться, поскольку отцеубийство проявляетсилу, философский ум, самоуважение и, в конечном счете, приносит пользуобществу, избавляя его от сорняков.

Итак, Жюльетта, тебе предстоит совершить благородныйпоступок, то есть уничтожить врага твоего любовника, который, я уверен, служитгосударству на пределе своих сил и возможностей, ибо если — и не мне отрицатьэто — он в чем-то скуп, мелочен и даже жаден, Сен-Фон — все-таки великийминистр: он кровожаден, алчен, у него мертвая хватка, он считает убийствонеобходимым для мудрого правления. Возможно, он не прав? Может быть, Сулла,Мариус, Ришелье, Мазарини — эти великие исторические личности — думалипо-другому? Сомнений здесь нет и быть не может. Без кровопролития не можетвыжить ни один режим, и в особенности монархический: трон тирана цементируетсякровью, и Сен-Фону еще предстоит пролить море крови; она должна пролиться ужесейчас. Соверши это, Жюльетта, и ты завоюешь расположение человека, которыйсодержит тебя, как мне кажется, в настоящей роскоши, и тем самым ты умножишьбогатство того, кто делает богатой тебя. Да я просто не могу понять, как ты можешьраздумывать.

— Нуарсей, — дерзко заявила я, — кто вамсказал, что я раздумываю? Это был просто минутный порыв и ничего больше. Я ещемолода. Я еще не оперилась, карьера моя только начинается. Порой, я оступаюсь,спотыкаюсь, но должно ли это удивлять моих наставников? Ведь они скоро увидят,что я достойна той заботы, которой они меня окружили. Пусть же Сен-Фон поспешити пришлет мне своего родителя — тот умрет через два часа после того, какпереступит порог моего дома. Однако, мой дорогой, в шкатулке, которую вручилмне ваш друг, три вида яда, так который же я должна выбрать?

— Самый жестокий, тот, что приносит большестраданий, — ответил Нуарсей. — Хорошо, что ты мне напомнила. Сен-Фонособенно подчеркивал это обстоятельство. Он желает, чтобы на пути к своейсмерти, его отец получил сполна за свои интриги; он хочет, чтобы агония егобыла ужасной.

— Понимаю, — сказала я, — и вы можетепередать ему, что все будет сделано так, как он пожелал. А теперь объясните мнеплан.

— План следующий: ты на правах подруги министраприглашаешь старика отобедать — пошлешь ему записку, в которой объяснишь, чтохочешь помирить его с сыном, что разделяешь его взгляды на беспутное поведениеминистра и согласна с тем, что он должен уйти в отставку. Сен-Фон-старшийпридет, его вынесут из твоего дома безнадежно больным, а об остальномпозаботится Сен-Фон-младший. Вот деньги, требуемые для дела: чек на сто тысячфранков из казны. Этого достаточно, Жюльетта?

— Сен-Фон слишком щедро платит за один обед. — И явернула ему клочок бумажки. — Передайте, что я это сделаю просто так,потому что хочу ему помочь.

— А вот еще один чек на такую же сумму, —продолжал Нуарсей. — — Твой покровитель предвидел твой отказ и, честноговоря, был бы разочарован, если бы такового не последовало. «Я хочу, чтобы онаполучала деньги за свои услуги и получала, сколько пожелает. — Он частоговорил мне такие слова. — До тех пор, пока ею движет эгоизм и пока яудовлетворяю ее эгоизм, она будет со мной».