Королевская кровь - Матвей Курилкин

– Да уж, странные предпочтения у тебя командир, – ухмыльнулся десятник. Теперь уже бывший – быть ему сотником, определенно. – От этого ужаса даже конюхи шарахаются. Где только раздобыл такую?

– Так у тайников угнал, согресских, – я даже удивился, что десятник до сих пор не знает эту историю.

Альберт поспешно выбежал за дверь, и только потом я услышал его жизнерадостное ржание. Не захотел, должно быть, побеспокоить своим хохотом натерпевшихся девушек, вот и убежал.

Комендант встречал меня лежа в кровати. Лица соперника не было видно из-за повязок, кое-где проступила кровь. Да уж, серьезно ему досталось! Мне даже стыдно стало на секунду, как я обошелся с тысячником Первого легиона. До тех пор, пока я не вспомнил, какая помойка лилась из уст этого блестящего офицера. После этого, наоборот, захотелось добавить еще. Но я сдержался. Прощать лана Трихе я не собирался, но он был мне нужен.

– Пришли позлорадствовать, лан Варден? – слабым голосом спросил тысячник, увидев, кто вошел.

– Позлорадствовать – неправильное слово, – ответил я. – Скорее оценить, осталось ли в вас что-нибудь от офицера Артании, или желание быть самой большой жабой в болоте окончательно похоронило вашу честь.

Лан Трихе попытался сморщиться, но, видимо, эта гримаса оказалась слишком болезненной, и он перестал издеваться над собой.

– Да уж, суровые у вас методы проверки.

– Не нужно прикидываться праведником, господин тысячник, – отмахнулся я. – Вы-то меня не пожалели бы. Да и то, как вы отзывались о госпоже Краус… В другой ситуации я бы не стал оставлять вам жизнь.

– О да, рыцарь защитил невинно обиженную деву. Даже часть моих офицеров прониклась этой историей. И ваш совет вспомнить о чести тоже всех очень впечатлил. Некоторые приходили и аккуратно интересовались, когда мы начнем возвращать мир и спокойствие в Артанию, а также уничтожать эльфийское отродье. Вы ведь этого и добивались, лан Варден? Оставить город без защиты и положить моих парней в попытках спасти кучку беглецов бездельников, которых вы за каким-то демоном увели на вражескую территорию. Браво, вам это удалось.

– Да, лан Трихе. Именно этого. Ваши подчиненные тоже понимают, что сидеть в замечательном городе Цветтюхе – это, конечно, довольно безопасно, только очень уж бесперспективно. Рано или поздно война докатится и сюда. Только поздно будет, вы уже не сможете ничего сделать, да и союзников у вас не будет. И, к слову, я не делал ничего, чтобы изменить ваше трусливое решение, пока вы первый не попытались меня арестовать. У вас полный город шпионов из столицы, и вас это совершенно не волнует.

– Я пытался заранее обезопасить себя и своих людей от вашего идиотского патриотизма! – выкрикнул тысячник, после чего со стоном повалился обратно на подушки.

– Не важно. – Я решил, что договориться с ланом Трихе не получится, а, главное, это и не нужно. – У вас три дня, чтобы прийти в себя, после чего Первый легион отправляется к столице. С вами или без вас. – И, провожаемый ненавидящим взглядом, вышел из комнаты, нашел одного из сотников и объяснил, что мы с моими людьми отправляемся в Альтиг, где и будем ждать Первый легион три дня. Возможно, поступать так с тысячником было некрасиво. Я не оставил ему выбора. Думаю, если лан Трихе после всего происшедшего пойдет на попятный и отменит поход, его не поймут собственные люди. А на его ненависть мне плевать.

Мы же с моими ребятами отправились уже на следующий день. Всего под моим руководством оказалось пятьсот солдат – двести человек из охотничьей тысячи, остальные – бывшие солдаты расформированных легионов. Как и предсказывал Альберт, проблем с продовольствием не возникло. Цветтюхе перенаселен и полон беженцев. Особого изобилия в нем не наблюдается, однако люди, услышав, куда и зачем отправляется отряд, не стали скупиться. На спешно организованный Альбертом путь сбора принесли достаточно припасов, чтобы не опасаться голода в ближайшие месяца полтора.

Черная карета согресской тайной стражи временно превратилась в лазарет. Я лечил свою рану и по мере сил помогал подругам, которые довольно быстро пошли на поправку. Атмосфера в нашем средстве передвижения сложилась странная. Прежде всего, на меня дулась госпожа Маргарет. Она очнулась в тот же день, накануне отъезда в столицу, еще до того, как я вернулся от коменданта. Зайдя в комнату, я был встречен обвинениями:

– Я знаю, что вы это специально, лан Варден! И хочу заметить, что с вашей стороны было низко мстить мне за недоверие таким способом!

Я совершенно не понял, в чем дело и какая за мной вина, о чем немедленно сообщил.

– То есть вы хотите сказать, что даже не заметили, что сотворили?! – еще сильнее распалилась девица, после чего повернулась спиной.

Да уж, жест более чем красноречивый. Я действительно до этого момента не знал, что во время пожара шикарная прическа распорядительницы обзавелась обширной проплешиной на затылке. Как-то не до того было, а между тем красота госпожи Маргарет действительно претерпела значительный ущерб. Видимо, в тот момент, когда с третьего этажа полыхнуло жаром, девушка, которая висела за спиной, прикрыла меня своим телом от жара. Серьезных ожогов она, слава богам, не получила, а вот волосам досталось. Я попытался напомнить, что волосы – это не руки, и они обязательно отрастут, но стало только хуже. Маргарет почему-то сочла мое справедливое, в общем, замечание очередным издевательством и долго еще возмущалась моим отвратительным поведением. Говорна хохотала в голос, Инга с трудом сдерживала улыбку, но глаза у нее были тревожными и печальными. Примерно в таком настроении мы и путешествовали. Шаманка веселилась и предвкушала скорую встречу с друзьями – девчонка почему-то была совершенно уверена, что она состоится в ближайшее время, госпожа Краус была задумчива и тревожна, а Мэгги ворчала и злилась.

Рана моя стала позволять нормально существовать спустя два дня усиленного лечения. До полного выздоровления было еще далеко, но я хотя бы мог ходить, не пережидая мучительные приступы боли после каждого неосторожного движения. С этого времени я стал ненадолго выбираться на улицу, что очень помогало – целыми днями просиживать в компании с недовольной Маргарет и загадочной Ингой было довольно некомфортно, путь проходил в неловком молчании. Я, конечно, извинился перед пострадавшей экономкой, но она все еще не сменила гнев на милость и вставляла свои ехидные замечания каждый раз, как мы начинали болтать с Говорной. Поначалу это было даже забавно, но постепенно стало раздражать, так что я предпочитал медитировать, пытаясь поскорее прийти в норму.

С госпожой Краус было и вовсе непонятно. После дуэли мы не обмолвились и десятком слов – у меня создалось впечатление, что девушку что-то мучает. Да мне и самому было совсем непонятно, как с ней общаться. Прежние более-менее приятельские отношения, которые сложились у нас до того, как я сбежал из Глеотина, так и не восстановились. Кажется, Инга больше не злилась, но иногда я ловил на себе ее задумчивый взгляд, от которого становилось откровенно не по себе. Хорошо было только непосредственной шаманке, которая хихикала, глядя на наши затруднения, иногда отпуская ироничные намеки. Намеков я не понимал или, скорее, не хотел понимать, остальные присутствующие и вовсе игнорировали.