Возраст третьей любви - Анна Берсенева

Женя не могла сообразить, ночь сейчас или день. Она даже не могла понять, где находится. Темные бревна вверху, и слева тоже… Лежать мягко, пахнет хвоей.

Она протянула руку, пальцем потрогала стену, ковырнула мох, заткнутый в пазы между бревнами.

И тут только вспомнила все, что с нею произошло! Но когда произошло – сегодня, вчера, позавчера?.. А главное, где Юра?

Женя быстро села на своем хвойном ложе – и тут же увидела его.

Он лежал на топчане у другой стены, под самым окном. Окошко было маленькое и тусклое, свет едва пробивался сквозь него. В этом сером свете то ли утра, то ли вечера Юрино лицо казалось таким измученным, осунувшимся и усталым, что Женя даже испугалась. Не верилось, что это он смеялся совсем недавно, поил ее коньяком, загораживал от ветра, обнимая, вправлял вывихнутое плечо и вообще вел себя так, как будто в их положении нет ничего пугающего.

Он тоже, как и Женя, лежал на хвойном лапнике и лапником был укрыт до груди. Хвоя, неподвижное, потемневшее от усталости лицо… Все это рождало такие мрачные ассоциации, что Женя вздрогнула и едва не вскрикнула, чтобы заставить его пошевелиться.

Но тут же она опомнилась. Еще не хватало будить его только потому, что померещилась какая-то глупость! Вместо этого она затаила дыхание и огляделась.

В избе было не очень тепло, но и промозглой сырости тоже не чувствовалось. Женя заметила в углу большую железную бочку с трубой, похожую на знаменитые революционные «буржуйки». Она знала из книжек, что такие печки нагреваются мгновенно и так же мгновенно остывают.

Сверху на бочке были развешаны Ленкины стеганые шаровары, которые Женя надела на рыбалку, Ленкина же зеленая куртка, Юрины брюки на лямках. Две пары сапог тоже сушились рядом с «буржуйкой».

Тут только она заметила, что ее ноги накрыты под лапником синей курткой с надписью «МЧС России».

Избушка была совсем маленькая, слышен был каждый шорох, и Женя снова легла, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить его.

Плечо все-таки болело, но боль уже не была острой; скорее оно просто ныло – так же, как все тело. Но Женя уже не думала об этой ноющей ломоте – она пыталась осознать то, что с нею произошло.

То есть все, конечно, было более чем понятно. Оторвался лед, унесло в море, прибило к берегу, повезло, что все так удачно… Она думала не об этом, и даже не о том, как они теперь выберутся отсюда.

Мужчина, с которым так неожиданно и властно столкнула ее судьба, заполнил все Женины мысли.

Она чувствовала что-то похожее на растерянность и не могла понять ее причины. Хотя, может быть, и могла… То, что исходило от Юрия Валентиновича Гринева, то, что Женя буквально физически ощутила в нем, было слишком не похоже на все ее прежние представления о том, что это за существо такое – мужчина.

Ей казалось, что все мужчины, которых она знала до сих пор, вели себя с нею вполне естественно. Самым естественным образом сложились ее отношения с Игорем Ворониным, потом с этим забытым доцентом, потом… Даже отец не притворялся ни в чем: сначала был совершенно к ней равнодушен, а с годами проникся чем-то вроде любви или по крайней мере привязанности – и помогал, и искренне радовался своей взрослой красивой дочери.

И вдруг, вот в эти минуты, лежа на хвойном лапнике, Женя поняла, что совершенно ошеломлена тем неожиданным потоком, который обрушился на нее с появлением Гринева. Его поведение было проникнуто естественностью и свободой, это было для нее очевидно. И вместе с тем естественность его поведения исходила из чего-то совсем другого, нежели все, что Женя знала до сих пор. И она впервые в жизни растерялась, не понимая, как себя вести…

«Господи, о чем это я! – мелькнуло у нее в голове. – Как вести… Да разве это можно предсказать?»

В этот момент Женя совсем забыла, что всегда могла предсказать каждый свой поступок, жест и даже взгляд. Теперь она не только не могла предсказать, как будет вести себя с Гриневым, но вообще не представляла той минуты, когда он проснется, посмотрит на нее необыкновенными своими глазами…

Словно в ответ на ее мысли, Юра открыл глаза.

– Доброе утро, – сказала Женя. – Как ты сразу проснулся! Как ребенок.

Она торопилась что-нибудь сказать, чтобы избавиться от странной неловкости, которая всю ее охватила.

– Почему как ребенок? – улыбнулся Юра. – Наоборот, я когда маленький был, меня из пушки нельзя было разбудить.

– Значит, вырос.

Ей стало немного полегче, когда он произнес первые слова, посмотрел на нее, улыбнулся, когда лицо его мгновенно переменилось и даже посветлело – исчезло это измученное выражение…

– Ты выспалась хоть немного? – спросил Юра.

– Спасибо, – смутилась Женя. – По-моему, я вчера прямо в мокром во всем уснула…

– Да, пришлось немножко… – Она заметила, что он тоже смутился. – Но ты бы заболела, если бы всю ночь так пролежала.

Женя чувствовала, что он тоже охвачен неловкостью. Как будто не было вчерашнего дня, который так их сблизил! Осталось только на «вы» перейти.

Она видела, что он хочет встать, одеться и не решается сделать этого при ней. Женя отвернулась к стене, как в поезде, когда попадают в одно купе женщины и мужчины. Ей стало тоскливо от этого случайного сравнения.

Зашуршал лапник, стукнули о бочку сапоги.

– Ты одевайся пока, Женя, – услышала она. – Я выйду. Здесь родник точно должен быть поблизости, раз рыбаки стан поставили. Видишь, и ведро есть. Принесу воды.

Мятое оцинкованное ведро и правда стояло у двери.

– Не уходи только далеко! – Женя быстро обернулась, села, поморщилась, слегка подвернув правую руку. – Что это ты вчера говорил насчет медведей?

– А-а! Да нет, какие медведи, – улыбнулся Юра. – Это я так, выдумал для полноты впечатления. Ты же в тайге никогда не бывала, наверное?

– Никогда, – кивнула Женя. – Я на даче только бывала в Малаховке.

– Смотри, соседи! – обрадовался он. – А у нас в Кратове дача.

– Да это не моя… Я у подружки, – объяснила Женя. – Юра, давай я лучше с тобой пойду!

– Нет, – сказал он. – Медведю все равно, двоих есть или одного, так что незачем его баловать. Да шучу я, ну честное слово – шучу! Поищу родник, принесу дров и вернусь.

– Куртку возьми, – вздохнула она. – Спасибо, мне тепло было…

– Это лапник теплый. И печка. Ты все-таки не выходи пока без меня, ладно? Если выйдешь, то от двери не отходи.

Юра говорил отрывисто, отводил глаза. Женя чувствовала, что и ее не отпускает неловкость.

Пока его не было, она оделась, натянула сапоги, которые, как ни странно, совсем высохли за ночь, и вышла из избушки. Остановилась у порога, прикрыв за собой дверь, чтобы не уходило тепло, и изумленно огляделась.