Станция «Гермес» - Игорь Евгеньевич Глебов

типа можно быть спокойным. Этот вылезет сухим из любой переделки.

Постепенно глаза привыкали к полумраку. Со всех сторон их, один над другим сгрудившихся на ступенях, окружали каменные стены, как в застенках какого-нибудь древнего замка, где обитают провинившиеся бастарды, упрямые принцессы и другие персонажи рыцарского эпоса. Впрочем, ничто здесь на указывало на то, что они оказались под землей. Было сухо, чисто, пахло старым железом и камнем. Ступени из рифленого металла закручивались спиралью, исчезая внизу.

Он протянул руку и коснулся стены. Поверхность была шероховатой, напоминая необработанный песчаник, и довольно теплой на ощупь. Последнее открытие его слегка подбодрило. По крайней мере, хозяева этого таинственного места позаботились о том, чтобы гости не страдали от холода.

Он напряг зрение и ему показалось, что из глубины колодца пробивается свет.

— Эй, так и будем тут торчать? — Голос Богини эхом отразился от каменных стен. — Давайте уже там, топайте ногами…

Словно очнувшись, внизу зашевелились. Раздалось постукивание трости по металлу и осторожное покашливание. Ступенька за ступенькой они принялись спускаться. С каждым шагом становилось все светлее, и вот уже он различил внизу белокурую косу Надежды и огненную шевелюру иностранца. Несмотря на то, что обе руки у девушки были заняты поклажей, она сохраняла темп наравне со всеми, рискуя потерять равновесие и оступиться. Он уже собирался окликнуть ее и помочь с коробкой, как вдруг неожиданно обнаружился источник света.

Мягкое свечение исходило от прямоугольных пластин, вмонтированных в стены. Судя по всему, светящиеся элементы представляли собой точные копии той «янтарной» пластины, что служила источником питания в энергетической системе графского дома. По мере того, как люди продвигались вниз, фосфоресцирующие прямоугольники попадались все чаще, пока не слились в непрерывный змеиный узор, вьющийся по стене колодца, словно указывая беглецам путь.

Постепенно колодец расширялся и стены отдалялись, пока неожиданно лестница не закончилась ровной площадкой. Один за другим они сошли со ступеней.

— Однако… — пробормотал Уссольцев, озираясь.

Рассеянный свет от немногочисленных «янтарных» пластин падал на унылые, выкрашенные казенной бурой краской стены, переходящие в сводчатый потолок. Письменный стол, два стула и низкая спартанская кушетка, какие бывают в больничных кабинетах, составляли всю скудную обстановку этого места, придавая ему вид жилищной конторы. Очевидно, что комнатой не пользовались долгое время, может быть, годы. По углам клочьями свисала паутина, паркетный пол бугрился, мебельный лак облез, а из кожаной обивки кое-где лезла вата. Лишь один элемент интерьера выбивался из общего ряда, и когда Уссольцев его обнаружил, то не мог удержаться от торжествующего возгласа.

В одной из стен была устроена высокая и глубокая квадратная ниша наподобие эркера. Внутри ниши возвышался каменный четырехгранный столб, увенчанный скульптурным изображением человеческой головы. С двухметровой высоты пустыми глазами на них взирал угрюмый бородатый человек с греческим носом и тщательно завитой, уложенной кудряшками шевелюрой.

Когда Антон разглядывал скульптуру, ему почудилось что-то странно знакомое в этих рубленных чертах и напряженной, скорбно вырезанной линии губ. Где-то он видел уже эти кустистые, нависшие над глазами брови…

Уссольцев благоговейно коснулся рукой столба.

— Этого просто не может быть… — пробормотал он. — Но откуда она здесь?

Он обернулся к спутникам.

— Друзья, это просто невероятно!

Все вопросительно переглянулись. Антон присмотрелся к столбу, но ничего такого выдающегося не обнаружил.

— Это же герма! — Уссольцев едва не захлебывался от волнения. — Перед нами самая настоящая античная герма! Пожалуй, даже классического периода… Хотя на все сто процентов я не уверен.

— И что это такое? — угрюмо спросила Богиня.

Историк дернулся, как будто у него случился прострел в пояснице.

Антон подумал, что он накинется на девчонку с кулаками, но тот лишь еле слышно застонал и укоризненно покачал головой.

— Гермы, гермы… — иностранец потер подбородок, разглядывая бородатую голову. — Ага! Кажется, в античное время они почитались как священные сооружения или что-то вроде того?

— Вы совершенно правы, — заторопился Уссольцев. — Но в широком смысле, эти фаллические колонны выполняли самые разнообразные культовые и охранные функции… Считается, что афиняне заимствовали гермы у пеласгов, которых впоследствии изгнали из Аттики. Пожалуй, я бы рискнул как опровергнуть, так и подтвердить эту сомнительную теорию, будь у меня достаточно времени для исследований. Но какой же я старый дурак! Не догадался захватить с собой набор линз! Ну хоть самую завалящую ученическую лупу!

— Так значит, это бог? — спросила Богиня, задрав голову и разглядывая скульптуру.

— Полагаю, сам Гермес Психопомп. Сын Зевса и Майи, лукавейший из олимпийских богов, покровитель торговли, магии и алхимии! Первоначально гермы посвящались именно ему, отчего собственно и произошло название…

Восхищенно покачивая головой, Уссольцев приник к колонне, чуть ли не обнюхивая гладко отшлифованную поверхность.

— Безупречная, филигранная работа! — пробормотал он.

— Так вы по прежнему считаете, что это все дело рук этих… гермесиан? — с сомнением спросил Антон.

Историк с озабоченным видом оторвался от изваяния.

— Теперь я уверен в этом больше, чем когда-либо. Как известно, древнегреческий Гермес занимал важное место в пантеоне гермесиан, являясь одной из ипостасей самого Гермеса Трисмегиста. Тот факт, что герма расположена в этом самом месте, имеет глубоко символическое значение. С точки зрения членов братства, столб означает границу между мирами, где земной закон теряет свою силу и воцаряется гермесианский порядок. Друзья, это убедительное свидетельство того, что мы на правильном пути!

Пока внимание Уссольцева было приковано к фаллическому столбу, рыжий иностранец принялся шнырять по комнате, с азартом хватая все предметы, что попадались ему под руку. В особенности его интерес вызвал старинный письменный стол со столешницей, укрытой зеленым сукном. На столе хранилась толстая амбарная книга и стопка пожелтевших бумаг, прижатая пресс-папье со статуэткой — фигуркой человека с головой птицы. Посреди стола громоздился массивный чернильный прибор из темного металла, содержащий фарфоровую чернильницу и набор диковинных перьевых ручек, какие можно увидеть разве что в антикварных магазинах.

Чуть ли не замурлыкав от удовольствия, иностранец немедленно схватил пресс-папье с фигуркой и принялся вертеть его в руках.

— Занятная вещичка! Это же золото, не правда ли? — спросил он у Антона. — Или всего лишь бронза?

Антон не ответил, пристально разглядывая широкую деревянную панель, прикрепленную над письменным столом. На панели было вырезано крупными буквами:

СТАНЦIЯ «ГЕРМЕСЪ».

Посреди панели висел бумажный чертеж, изображающий схему из параллельных и пересекающихся линий с вкраплением жирных засечек, треугольников и кружков, снабженных неразборчивыми карандашными пометками. Вверху чертежа шла надпись:

«Движеніе по участку Гермесъ — Аркадія».

По соседству со схемой были и другие бумажки, таким же образом пришпиленные к деревянной панели. На некоторых листках почти ничего нельзя было разобрать, другие содержали малопонятные краткие указания, вроде «Агрегация