Наследство Валентины - Кэтрин Коултер

– Возможно. Тебе известно, что мои английские родственники, их двое детей и четверо слуг приехали с нами?

– И все остановились в Марафоне? – в ужасе пробормотал Оливер. – В твоем доме?

– К несчастью, да. Дачесс – это прозвище графини Чейз – заверила меня, что не стоит беспокоиться: все прекрасно понимают, на что я потратил деньги, и не осуждают меня.

– А мне кажется, ты перестарался. Эти рабы теперь живут лучше многих белых людей!

Знакомая ярость вмиг охватила Джеймса, но он сумел придержать язык. Нет смысла вступать в ненужные споры. Его все равно не поймут.

Он пригубил вина, чтобы немного успокоиться.

– Кстати, о деньгах, Джеймс. Нужно поговорить насчет приданого Джесси.

Джеймс заерзал в кресле. Ему было явно не по себе в качестве мужа Джесси Уорфилд, особенно рядом с Оливером, человеком, чьих жокеев он много лет пытался обогнать. Неприятно, когда между ними встают денежные расчеты.

– Хочешь еще портвейна?

– Не откажусь, – кивнул Джеймс, протягивая бокал.

Через час Джеймс и Джесси наконец отправились домой. Джесси, взволнованная и возбужденная, забыв обо всем, трещала, как сорока:

– Риальто без труда побьет Тинпина на скачках в субботу. О Господи, за кого же мне болеть? Об этом я и не подумала.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно осведомился Джеймс.

– Великолепно. Что мне делать, Джеймс? Я уже не говорю о Фра Таке и Мисс Луизе. Я сама ее обучала. Ей почти три года. Вполне готова для скачек! Она...

– Джесси, после смерти отца мы станем владельцами фермы.

Джесси осеклась и уставилась на мужа:

– Он оставляет нам все? Но отец мне ничего не сказал.

– Нет, не все. Последние несколько лет ему очень везло. Мне не слишком хочется знать, как ему удалось вернуть состояние. Гленде будет выделено приданое, по его словам немалое, поскольку Оливер не уверен, что ей удастся поймать мужа без денег.

– Но Гленда очень хорошенькая. Совсем не то, что я.

– Напрашиваешься на комплимент, Джесси?

Джесси наградила его долгим задумчивым взглядом.

– Кажется, ты прав, Джеймс.

– Вот и прекрасно. Я хочу, чтобы моя жена знала – она только моя, и лучше ее нет на свете.

Джесси отнюдь не была в этом уверена, но предпочла снова согласиться.

– А как насчет дома? И что будет с мамой?

– Дом переходит в ее пожизненное пользование. Потом его наследуем мы. И тут возникает проблема. Наши поместья не граничат. Мы не можем просто разрушить ограды и соединить земли.

– Придумаем что-нибудь. Не волнуйся понапрасну, Джеймс, – утешила его Джесси.

К ней вернулась прежняя энергия, и Джеймс неожиданно обрадовался. Только бы их малыш перестал мучить свою маму!

– У нас будут деньги на благоустройство Марафона? – нахмурившись, спросила Джесси, разглядывая свои затянутые в перчатки руки.

– Да. Много.

– Прекрасно! – удовлетворенно улыбнулась она и взяла его под руку. – Папа спросил меня, чего я хочу, и я рассказала, что мы с Дачесс решили заново обставить дом, и поэтому нуждаемся в деньгах. Странно, что он ничего не сказал мне про ферму.

– Подобные вопросы чаще обсуждаются мужчинами, Джесси. Твой отец верно поступил, поговорив сначала со мной. Удивительно, что он вообще завел с тобой речь о деньгах.

– Он объяснил, что все это я заработала, потому что последние шесть лет была его лучшим жокеем. А потом обнял и поцеловал меня. Я очень люблю отца, Джеймс. И не хочу, чтобы он умирал. Бог с ней, с фермой.

– Как ты можешь быть такой милой при столь надоедливой мамаше?

Джесси весело рассмеялась.

Вернувшись в Марафон, они не заметили никакого столпотворения, что само по себе уже было облегчением. Однако в гостиной восседала мать Джеймса, облаченная в фиолетовые шелка. Компанию ей составлял граф.

«Дачесс, должно быть, улизнула», – с завистью подумала Джесси и, расправив плечи, вошла в гостиную под руку с Джеймсом.

– Сын мой! – театрально воскликнула Вильгельмина, величественно протягивая руку для поцелуя.

– Матушка.

Джеймс почтительно приложился к руке со вздувшимися старческими венами.

– Удивлен твоим визитом. Я же говорил, что навещу тебя! Разве ты не помнишь?

– Я не могла ждать. Слишком давно тебя не видела. Сказала Урсуле, что сегодня ужинаю с тобой. Она и Джиффорд приедут завтра.

«Прекрасно, просто прекрасно», – снова подумала Джесси, гадая, как же ей пережить этот вечер в обществе свекрови и ни разу не выскочить из-за стола, когда тошнота станет нестерпимой.

Когда Дачесс вошла в гостиную, стройная и элегантная, настоящая юная графиня в модном бледно-желтом платье, Вильгельмину буквально распирало от возмущения.

– Вы все еще здесь? Я молила Бога, чтобы вы растворились в воздухе! Ничуть не возражаю против присутствия вашего милого мужа. Его единственный недостаток в том, что у него не было иного выхода, кроме как жениться на вас. Он превосходный человек, если не считать того, что вместе с вами захватил все, принадлежавшее мне. Но терпеть еще и вас... не намерена! И не допущу этого! Хоть бы вы сдохли во сне!

– Что вы сказали, мэм? – охнула Джесси.

– О, я лишь пожелала, чтобы у Дачесс никогда не было причин вздыхать и плакать.

– Благодарю вас, мадам, – кивнула Дачесс, наградив родственницу сияющей невозмутимой улыбкой. —

Баджер сильно уповает на то, что вы отравитесь приготовленной им едой.

– Да как он смеет!

– Но почему, мадам? Баджер просто надеется, что, отведав его стряпни, вы отправитесь домой в превосходном настроении.

– Вижу, вы нисколько не изменились, – поджала губы Вильгельмина.

Огромная грудь бурно вздымалась под темно-фиолетовым шелком.

– Вам не пристало издеваться над старшими, леди! Я не посмотрю, что вы графиня! Вы не заслужили этот титул! Расчетливая особа! Авантюристка! Охотница за состоянием! Все знают это, даже ваш бедный муж, хотя он и женился на вас семь лет назад!

– Я думал так же, – согласился Маркус. – Прекрасно сказано, мэм. Однако поскольку я уже женат на этой девице, не могу же я теперь просто швырнуть ее в колодец и посему должен защищать свою жену изо всех жалких сил. А потому, мадам, позвольте заметить, что я был бы очень рад, вздумай вы броситься с самой высокой скалы.

– О, нет, нет! Что вы говорите, милорд?!

– Я? О, лишь то, что был бы очень рад, вздумай вы броситься с самой высокой скалы!

Миссис Уиндем ошеломленно уставилась на него. Воцарилась мертвая тишина. Все воззрились на Маркуса, который выглядел безупречно вежливым джентльменом, настоящим аристократом.