40 градусов в тени - Юрий Гинзбург

как же надо было запудрить мозги российскому народу, чтобы предполагать такое», – думал профессор. Он ведь общался в Союзе или с евреями, или с интеллигентными людьми, которые были более-менее в курсе дела.

В Иерусалиме в одной из центральных гостиниц была организована грандиозная выставка израильских инноваций специально для инвесторов – христиан-евангелистов, поддерживающих Израиль, у которых был в это время съезд в Израиле. Присутствовали евангелисты из США, Канады, многих европейских стран, Филиппин, Китая, Кореи, Бразилии, Австралии, Новой Зеландии и др. Профессор с Борей имели здесь небольшой стенд с рекламой их текущего проекта и провели некоторое количество встреч с потенциальными партнерами по новому проекту.

Коммент-эр: в мире насчитывается около 700 миллионов христиан-евангелистов. Они поддерживают Израиль, исходя из веры в то, что Бог принял еврейский народ обратно, как и предсказывали пророчества. И потому их долг поддержать это божественное решение дать дом для гонимого еврейского народа.

Гуманитарная помощь евангелистов составляет сорок миллиардов долларов в год – по всему миру. Особо большие бюджетные средства выделяются на помощь алие. Среди других встреч состоялись переговоры с двумя братьями-французами Ивом и Жаком из маленького городка Розулт вблизи от бельгийской границы, которые имели в Розулте предприятие по освидетельствованию и ремонту газовых баллонов высокого давления. Братья с интересом ознакомились с новым газовым проектом и попросили Игоря сделать предложение в письменной форме и представить им на рассмотрение. Они заверили его и Борю, что если им проект понравится, то не будет никакой проблемы вложить пятьдесят тысяч долларов.

Тем временем Лев переговорил со своим американским приятелем и директором ашкелонской теплицы, и, таким образом, контуры проекта как бы сложились. Осталось дожидаться тихой смерти текущего проекта и подачи документов на новый проект. Обе процедуры прошли штатно, без приключений. И Игорь с Барухом и Вадимом разместились в просторном помещении хамамы в южной промзоне Ашкелона. Поскольку ездить каждый день было сложновато, то приятели сняли в Ашкелоне на троих трехкомнатную квартиру, где у профессора была отдельная комната. Поскольку проект как бы шел под патронажем Льва, то директор хамамы – веселый красивый магриб – не настаивал на немедленных гарантиях по внесению пятидесяти тысяч долларов. Вообще, будучи посаженным в свое кресло местными властями (муниципалитетом и ашкелонскими бизнесменами), он относился к центральной власти (Управлению теплиц во главе с Пниной Дор) без особого пиетета.

Прежде всего, следовало закрыть вопрос с французами, и профессор решил, что проще всего это можно будет сделать путем путешествия с ними в Минск и демонстрации того, что уже есть там. Однако рисковать он не мог и для начала полетел в Белоруссию один для предварительного изучения.

Профессор прилетел в Минск и устроился жить в гостинице «Академическая» рядом с комплексом зданий Академии наук, где забронировал ему номер Леонард Леонтьев. Шел второй срок правления «батьки» Лукашенко, и было интересно наблюдать и сравнивать жизнь в Белоруссии и послеельцинской России. Не успел профессор даже раздеться, как зазвонил телефон – приятный женский голос спрашивал профессора, не нужна ли ему девушка. Пока профессор раздевался и открывал чемодан, звонок повторился, и ему снова предложили девушку.

– Вы же только что звонили, – начал протестовать профессор.

– Ничего подобного, я звоню первый раз.

Игорь вслушался в приятный женский голос и понял, что это действительно другой голос. Тогда до него дошло: это конкурирующая фирма.

Было начало марта, и температура на улице стояла близко к минус десяти градусам с холодным ветром, а профессор прилетел из Израиля вообще без головного убора. Он решил добежать до станции метро и оттуда проехать до большого универмага, расположенного прямо над станцией метро. Когда он стоял уже в дверях, ему в третий раз предложили девушку Спустившись к администратору гостиницы – даме лет сорока пяти со стандартной для ее профессии внешностью, Игорь заметил ей:

– Вы что, по прибытии клиента-постояльца немедленно оповещаете сразу несколько агентств по поставке женщин? Наладили бы мало-мальскую координацию. И потом, не надо же это делать мгновенно, пока гость еще не поселился. У меня к вам просьба – мне не нужна девушка, избавьте меня от подобных звонков.

Администратор активно отнекивалась от причастности к подобной деятельности, однако звонки прекратились.

Метро исправно работало, и профессор быстро доехал до универмага. Интерьер советского времени сохранился (профессор много раз раньше бывал в Минске), однако прежнего блеска уже не было: выщербленные ступеньки гранитных лестниц, тусклая низкокачественная краска на стенах, облезлый лак на перилах… но чистота и порядок сохранялись. Игорь заметил эту картину во многих местах: трещины в стареньких троллейбусах и трамваях аккуратно подварены и закрашены, порванные сиденья залатаны, на домах аккуратные заплаты из штукатурки, выбоины на дорогах и улицах заасфальтированы – в общем, что называется, бедненько, но чистенько. Игорь вспомнил разруху в Санкт-Петербурге пару лет назад и подумал: «Молодец Лукашенко». В универмаге его тоже ожидали некие полезные, с его точки зрения, новшества. Интерьер магазина был условно разбит на три зоны. Первая зона – это зарубежные товары по ценам, эквивалентным российским ценам на подобные вещи: приемники «Панасоник» и «Сони», холодильники «Шарп», часы «Ситизен», одежда от Армани и т. п. Вторая зона – это товары белорусского производства. Игорь увидел тут очень неплохие приемники, часы, холодильники, одежду и прочее, сделанное в Белоруссии, по весьма низким ценам. И, наконец, в третьей зоне продавались товары для недостаточно обеспеченных людей, включая местные и российские дешевые изделия, некондицию зарубежных фирм и т. д. Он немедленно отправился в зону для бедных и купил себе кожаную шапку на меху – своего очень большого, 60-го размера, которую носил потом много лет при поездках в северные страны.

Встречи с Леонтьевым и его коллегами, а также состояние лабораторий привели Игоря в хорошее расположение духа. Центр Минска, практически полностью выстроенный в первые послевоенные годы, отличала сталинская архитектура и добротность. Конечно, такие же качества были присущи зданиям академических институтов. Дух классики и добротности сказывался во всем: огромные лаборатории, большущие стенды, камеральные помещения и даже коридоры носили отпечаток сталинского ампира. Конечно, всё это находилось в относительно запущенном состоянии, но впечатление производило серьезное. Леонтьев достиг больших успехов, но распад СССР остановил практически все фундаментальные исследования, и лаборатория Леонарда перешла на «ширпотребные» поделки. Стороны договорились о сотрудничестве и о приезде в Минск в ближайшее время делегации из братьев-французов, американского псевдоруководителя проекта и Баруха Лисянского. Сказано – сделано, и спустя две недели делегация в вышеуказанном составе появилась в Минске. Игорь также поселился в «Академической», а остальная компания разместилась в новой многоэтажке возле Дворца спорта.